Хохот степей
Шрифт:
– Ты не сможешь победить меня в честном бою, Эргет Салхи! — зло, отступив на шаг и потянув меня за собой, словно на самом деле испугался, произнес хан.
— А разве ты заслуживаешь, чтобы с тобой сражались честно, Дармеш? Отпусти мою женщину, пока я все еще готов даровать тебе легкую смерть.
Я вздрогнула всем телом, когда прямо в ухо раздался хохот. В смехе слышалось призрение и неверие. Дармеш продолжал отступать спиной, утягивая меня за собой.
В испуге, чувствуя, как перед глазами заплясали темнее пятна, я задергалась, не в состоянии больше справляться с собственным
— Уймись! — зло, дернув меня особенно сильно, от чего голова запрокинулась, рыкнул Дармеш.
— Я передумал, — тихо, но весомо, словно голос разносится со всех сторон, отскакивая от скал, произнес Эргет. — Лисица, посмотри на меня.
Вскинув заплаканные глаза, видя перед собой только темный силуэт, я судорожно глотала воздух.
— Дыши, МенгеУнэг. Глубоко и спокойно. Верь мне, — тихо, не обращая внимание ни на кого и не на что произнес Эргет. Я медленно вдохнула, отгоняя истерику, чувствуя, как каменеет позади тело Дармеша, как он нервно прогоняет воздух через легкие, не в силах сдержать бешенство. — Веришь мне?
— Да, — тихо выдохнула, прикрыв глаза.
Я все поняла за секунда до, но страшно не было. Чего мне бояться?
Ощущение было такое, словно меня в одно мгновение вывернуло наизнанку от жара, превратив все внутренности в раскаленные камни. Тело сжалось, не в состоянии шевельнуться. Жар не проходил, накатывая с новой силой с каждым мгновение. Казалось, еще совсем немного, и кожа, обуглившись, просто сползет с костей.
Но через бесконечно долгое мгновение давление пропало с кожи, и моих губ коснулось холодное дыхание. Эргет вытягивал жар из моего тело так же, как когда-то давал воздух, во время другой грозы. Чувствуя себя так, словно все тело превратилось в стекло, как это бывает с песком, куда ударяет молния, я не могла ни вздохнуть, ни двинуться.
В какое-то мгновение жар и напряжение схлынули, оставив мне теплую, мягкую темноту в убаюкивающих объятиях Колючего ветра.
Глава 40
Решение было очень рискованным. Не будь я уверен, что Лисица сможет сдержать этот жар, ни за что не поступил бы так. Но и выбор был не велик. Глаза Дармеша сверкали безумием, и договориться с ним по хорошему не вышло бы ни одним способом. Да и в любом случае, я жаждал мести и его крови. Желательно пропеченной и пахнущей грозой, а не свободно бегущей по телу, о чем стпняк знал и сам.
— Веришь мне? — по щекам моей Лисицы бежали слезы, смешанные с дождем. Кожа на шее была расцарапана в кровь, а вся одежда измазана в грязи, но это не имело особого значения в сравнении с той угрозой, что все еще представляло собой оружие в руках Дармеша.
Я напряженно вглядывался в бледное лицо МенгеУнэг, ожидая ответа, чувствуя, как за спиной оглушительно-тихо, словно за горами, потрескивает гроза, все еще не растеряв своей силы. Голубые, ясные как летнее небо, глаза Лисицы на мгновение сомкнулись.
— Да, — я скорее прочел ответ по губам, нежели услыхал. Сжав ладонь в кулак, чувствуя себя до самых кончиков ушей переполненным силой, я дернул грозу вниз, опрокидывая молнии на Дармеша и свою женщину.
МенгеУнэг выгнуло дугой, практически приподняв над землей. Тонкие, бледные губы приоткрылись в немом крике, а вот хана, лишенного ханства, отшвырнуло на десяток шагов. Дармеша трясло как в лихорадке, вверх поднимался дым, наполненный мерзким запахом паленой плоти.
Не обращая внимания на мучения Дармеша, я метнулся к своей Лисице, поймав ее в объятия, и прижавшись губами к ее распахнутому рту.
Молния, которая частично нашла выход, попав в Дармеша, с шуршанием и жаром метнулась ко мне, покидая тело МенгеУэг. Прошло несколько долгих мгновений, и моя женщина с удивительными волосами цвета звезды, обмякла в объятиях, теряя сознание.
Осторожно подхватив МенгеУнэг на руки, осмотрелся кругом. Подходящего места, где было бы можно оставить девушку на какое-то время, я не нашел, так что не спуская ценную ношу с рук, сделал несколько шагов в сторону Дармеша. Хан уже перестал извиваться на земле, затихнув окончательно, но над телом все еще вился дымок тонкими струйками. Даже дождь не мог перебить запах.
Одежда на теле Дармеша кое-где почернела, кожа натянулась, словно иссохнув. Темная, жесткая, она вся была испещрена венами и тонкими линиями, по которым бежала молния. Не утруждая себя даже пнуть бывшего хана, чтобы проверить, на самом деле ли его покинула жизнь, я вернулся к коню. Время сейчас было против нас, а дела еще не все завершены.
Щелкнув языком, я наблюдал, как мой конь медленно, нехотя, все же опускается на колени, что бы я мог забраться на его высокую спину вместе со своей ношей. Мы оба устали, но когда это останавливало?
Устроив Лисицу на коленях, похлопал пятками по лошадиным боками, понукая животное подняться. Нужно было решить дела и с теми, кто остался из людей Дармеша. Оставлять позади кого-то из врагов, способных вновь навредить МенгеУнэг, я не собирался. Кочевники боялись грозы, так что следовало хотя бы припугнуть их, чтобы спокойно суметь вернуться домой.
Конь быстро, на обращая внимания на дождь, что стал лить еще сильнее, двинулся вверх по тропе. Довольно скоро показалась стоянка. Одна крытая повозка, да несколько лошадей, что испуганно жались к скале при каждой вспышке грозы. Но та уже шла на убыль, и даже попытайся я ее поймать за хвост, и то только пальцы опалил бы. Время было упущено.
Остановившись у повозки, оглядевшись кругом, я нашел место, где прятались люди Дармеша. Направив коня в ту сторону, с удовлетворением заметил, как храбрые багатуры попятились в сторону от меня, словно от чумного поветрия или бешеного духа.
— Ваш хан сегодня отправился к предкам на поклон, — перекрывая треск молний, что все еще окружали меня, пробегая по волосам и одежде. — Есть желающие сопроводить душу Дармеша?
Смелые, грозные воришки, мокрые и напуганные, судорожно затрясли головам. поминутно кляняясь и бормоча молитвы. Под копыта моего коня даже полетели амулеты на откуп, словно я на самом деле был посланником из другого мира. Присоединиться к предводителю никто не пожелал. Видно, не так далеко простиралась их смелость и верность, как мыслил мертвый хан.