Хокин
Шрифт:
Аврора хотела верить Хокину и могла сказать, что он тоже хотел в это верить. Но когда поцеловал её на прощание, проснулось слишком много сомнений. И когда он вошёл в свет, она очень боялась, что видела его в последний раз.
Глава 20
Хокин с тяжёлым сердцем вышел из света в пустое пространство. Буквально пустое. Там не было ничего кроме белой пустоты. И его матери, одетой в белое. Хорошо, что у неё алые крылья. Хоть какое-то пятно цвета.
— Здравствуй, сын мой.
Она,
— Привет, мама. Значит, ты вытянула короткую соломинку?
— Короткую соломинку? Это что-то из человеческого мира?
И после этого Хок понял, почему до недавнего времени Мемитимы воспитывались людьми. Ангелы, которые редко покидали роскошь Небес, не понимали людей.
— Да, — ответил он, осматриваясь и удивляясь пустоте. — Полагаю, не здесь проходит вознесение? Значит, меня привели наказать, и ты вынесешь приговор.
— Это самое сложное, — тихо ответила она, после чего Хок вздрогнул. Что, если у него не получиться вернуться к Авроре? Что, если ей одной придётся воспитывать ребёнка полу-ангела? И как бы ему ни нравился Мэддокс, парень не самый ответственный ангел во Вселенной.
— Расскажи, Хокин, какие правила ты нарушил?
Он фыркнул. Смысла лгать не было, так что он выложил всё, как на духу:
— Вероятно, все. И я здесь, чтобы лишиться статуса Мемитима. Можем мы скорее со всем закончить? Я тороплюсь.
— Да, — задумчиво протянула мать. — К матери своего ребёнка. Как мило.
— Говорит та, что выбросила меня, как мусор.
Да, обида ещё была, и, вероятно, это глупо, учитывая, сколько прошло веков. Но теперь, когда у него самого будет ребёнок, он не мог понять, как намеренно и сознательно, отдать ребёнка в суровые условия. Он защитит своё дитя — и его мать — ценой жизни. Столетия гнева укрепили эту мысль, и злоба за то, что его бросили, поднялась на поверхность, как ил в озере после шторма.
— Знаешь, — продолжил он, потому что, раз уж, чёрт возьми, он потеряет ангельский статус, так пусть Совет узнает про всю херню. — Мемитимы заслуживают лучшего, а не то дерьмо, которое пришлось вытерпеть за века, начиная со дня, когда родились и были брошены в худшие условия, которые только можно представить. И мы страдаем ради того, чтобы в один день нас вытащили и впихнули на роли пешки в игру, которую мы не понимаем.
Ульнара выгнула светлую бровь, но если гневная тирада Хока её как-то задела, она не показала.
— И чего же ты не понимаешь?
Он едва не рассмеялся. С чего же начать…
— Мне не понятно, почему нужно скрывать причину того, с чего человек праймори.
— А если бы знал?
— Если бы знали, что есть веская причина защищать уродов, возможно, было бы не так душераздирающе наблюдать, как они убивают, пытают и мучают людей.
Сложив перед собой изящные руки, Ульнара смотрела на него странным взглядом. Если бы Хокин не знал лучше, счёл бы это за любовь.
— Тысячи лет назад, самые первые
Ладно. Хокину хоть и не нравилось это правило, но он его понимал. Ангелы могли бы, как минимум, объяснять это не: «Сделай, потому что я так сказал», а как-то мягче.
— Разве то же самое нельзя сказать об ангелах? — возразил он. — Ребят, вы застряли в средневековье. Все эти правила и законы не меняются, а Мемитимы эволюционируют и развиваются, благодаря человеческим достижениям в области технологий, науки и социальных норм. — Он разочарованно покачал головой. — Вы не понимаете, что с нами делаете? Мы больше не хотим следовать вашим правилам.
Она сложила руки за спиной и начала расхаживать, напоминаю Хокину самого себя.
— Мы начинаем это понимать. — Она посмотрела на него. — Что Мемитимы хотели бы изменить? — Он округлил глаза. Она серьёзно? Поэтому его вызвали? Обсудить правила, чтобы поднять боевой дух Мемитимов? — Ну? — подтолкнула она.
Хокин встрепенулся и начал загибать пальцы.
— Во-первых, мы бы хотели заниматься сексом. Нам он очень нравится. Во-вторых, нужен доступ к записям о Праймори. Даже если мы не можем знать, почему они особенные, было бы полезно знать их историю. Особенно если мы их первые защитники или если предыдущие не вели заметок. — Ему повезло с Дрейгером, и тем, что Аттикус был так одержим ведением записей, как и сам Хокин. Некоторые же Мемитимы, как Джорни, лишь делают наброски, а кто-то не записывает вообще ничего. — Было бы особенно полезно видеть, сошли ли наши праймори с истинного пути. В-третьих, почему, блин, мы не можем пить маргариту? Это нереальная фигня. В-четвёртых…
— Ладно. — Она подняла руку, прерывая его. — Думаю, хватит.
Войдя в раж, Хок уже не мог остановиться:
— Это ещё не всё, — сказал он резче, чем намеревался. — Но остальное могу предоставить в письменном виде. — И фыркнул. — Вот только вам всегда было по фигу на всё, что мы вам слали. Это вот ещё один пункт. Может вы бы хоть иногда отвечали на наш призыв? Реза ждала у камня призыва целых три дня после отправления вызова, но ответа так и не услышала. Это неприемлемо. Если бы вы вели бизнес в мире людей, обанкротились бы в течение года.
Внезапно, у него онемел язык, а губы сомкнулись. Ульнара улыбнулась.
— Так-то лучше. Когда я сказала, хватит, это и имела в виду. — Она щёлкнула пальцами, и рот Хока пришёл в норму. — Вероятно, ты хотел бы знать, зачем ты здесь?
— Было бы неплохо.
Она расправила крылья, и шелест перьев был оглушаемым в этой пустоте.
— Ты зачал ребёнка вейдьме.
Ну, началось. Вот они и добрались до сути.
— Да, и даже не представляю, как это вышло. Ну, помимо очевидного. Я не думал, что могу кого-то оплодотворить.