Хоксмур

Акройд Питер

Положив на стол отчет судмедэкспертизы, Уолтер смотрел на него, ухмыляясь.

— Короче, мы в тупике, — сказал он. А после добавил: — А некоторые еще говорили: дело выеденного яйца не стоит.

Хоксмур разгладил страницы отчета, смятые Уолтером.

— Откуда взялось это выражение?

— Ниоткуда оно не взялось — по крайней мере, я не знаю, откуда, сэр. Выражение как выражение, все так говорят.

Хоксмур помолчал секунду, размышляя о том, что все говорят про него.

— Так о чем вы меня только что спрашивали?

Уолтер больше не пытался скрыть нетерпение:

— Я спрашивал, ну, в общем, куда нам дальше двигаться, сэр.

— Вперед. Куда же еще? Назад повернуть мы не можем. Никто не может повернуть назад. — Услышав раздражение в голосе Уолтера, он пытался его успокоить. — Он почти у меня в руках. Не волнуйтесь, я до него доберусь. Чувствую, что доберусь.

После того, как Уолтер ушел, он принялся барабанить пальцами по столу, обдумывая новые аспекты этой проблемы: в то же время, когда нашли тело ребенка на территории Св. Альфеджа, было обнаружено еще одно тело, прислоненное к задней стене Св. Георгия, Блумсбери, в том месте, где она проходит вдоль Литтл–Рассел–стрит. Хоксмур съездил и туда; сотрудникам, которые там уже работали, он показался едва ли не равнодушным, однако то было не равнодушие — агония. Картина, как она представлялась Хоксмуру, разрасталась и готова была, казалось, поглотить его вместе с его неудачными расследованиями.

Уже стемнело, и на его лицо, растянутое широким зевком, лился свет из окон соседних зданий. Он тихо вышел из кабинета, пересек двор и, оказавшись на улице, зашагал через ясный вечер к Св. Георгию, Блумсбери; холодный декабрьский воздух превращал его дыхание в клубы пара, поднимавшиеся у него над головой. На углу Рассел–стрит и Нью–Оксфорд–стрит он остановился, увидев бродягу, который, бормоча «Господи, бля! О Господи, бля!», бросил на него злобный взгляд. Встревожившись, он быстро подошел к церкви и открыл железные ворота, ведущие в маленький церковный дворик. Он стоял под белой колокольней и смотрел на нее снизу вверх с тем мрачным выражением, какое его лицо всегда принимало в моменты передышки. На миг ему захотелось взобраться наверх по стене из растрескавшегося, выщербленного камня и оттуда, с вершины, закричать на безмолвный город — так мог бы закричать ребенок на привязанное животное. Но его внезапный гнев исчез от шума, раздавшегося совсем близко. Он не шелохнулся; видимо, это ветер колыхал деревянную дверь справа от него. Вглядевшись, он заметил над ней вывеску «Вход в склеп». Ветер продолжал дуть, тихонько покачивая дверь туда и сюда; чтобы не дать ей распахнуться перед собой слишком резко, он кинулся к ней и, придержав ладонью, закрыл. Дерево оказалось неестественно теплым на ощупь, и он отдернул руку. Дверь опять приоткрылась, и Хоксмур решил подтянуть ее на себя кончиками пальцев — настолько мягко и медленно, что до него лишь постепенно начал доноситься изнутри слабый, но несмолкающий смех.

Открыв дверь достаточно широко, он проскользнул в проем, стараясь при этом не дышать, хотя от запахов дерева и старого камня в глубине горла уже начинал образовываться металлический привкус. В коридоре, ведущем в склеп, было тепло, и ему, встревоженному, представилось сборище людей, столпившихся вокруг него, — не прикасаясь к нему, но стоя достаточно близко, чтобы помешать ему идти. Он двинулся дальше, медленно, чтобы дать глазам время привыкнуть к темноте, но остановился, решив, будто уловил шум потасовки где–то впереди. Он не вскрикнул, но опустился наземь и приложил руки к лицу. Слабые звуки сделались тише, и теперь ему слышен был голос, бормотавший: «Да, да, да, да». Хоксмур тут же поднялся и, приготовившись бежать, всем телом развернулся в сторону, противоположную той, откуда доносился этот шепчущий голос. Затем наступила тишина, и Хоксмур понял, что его присутствие почувствовали; он услышал чиркающий звук, и свет в конце коридора заставил его в удивлении резко откинуть голову назад: в этот момент он увидел молодого человека, брюки которого болтались вокруг лодыжек, и девушку в его объятиях, прислонившуюся к каменной стене.

— Вали отсюда! — заорал молодой человек. — А ну, вали отсюда, хрен старый!

Хоксмур облегченно засмеялся.

— Извините, — прокричал он, обращаясь к парочке, снова исчезнувшей в темноте, когда спичка, мигнув, погасла. — Извините!

Выбравшись из коридора, он прислонился к церковной стене, переводя дыхание; снова послышался смех, но, оглядевшись, он увидел один лишь городской мусор, который ветер гонял по ступеням церкви.

Он медленно пошел обратно, на Грейп–стрит, пряча лицо от ветра. Дойдя до двери, он взглянул на окно миссис Уэст и увидел две тени, отбрасываемые на потолок светом камина. Значит, нашла себе кого–то наконец, подумал он, входя в подъезд; тут было темно, но он сразу же заметил небольшой пакет, адресованный ему, который, видимо, швырнули через порог. Пакет был обернут в грубую коричневую бумагу; Хоксмур взял его обеими руками и, держа перед собой, поднялся по лестнице в свою квартиру. Не снимая пальто, он сел в пустой гостиной и жадно разорвал упаковку. Внутри оказалась книжечка в блестящем белом переплете, слегка липком на ощупь, словно его недавно обмазали воском или смолой. Только он открыл ее, как увидел тот же рисунок: человек стоял на коленях, приложив к правому глазу нечто вроде подзорной трубы. На других страницах были стихи, наброски в форме креста, а дальше, на отдельном листе — какие–то фразы, выведенные коричневыми чернилами: «Звезды и их величие», «Сила в образах», «Семь ран». Ближе к концу Хоксмур прочел «Дай умереть малым сим» и в ужасе уронил белую книжку на пол; она лежала там, пока ночная тьма превращалась в серость зимнего рассвета. А он тем временем думал о человеке, нарисовавшем коленопреклоненную фигуру рядом с церковью Св. Мэри Вулнот; растянувшись на постели с широко раскрытыми глазами, он видел фигуру бездомного прямо над своей собственной, словно оба они были каменными изваяниями мертвецов, лежащими друг над другом в пустой церкви.

*

— Я все думаю про того бездомного, — сказал он, как только в кабинет вошел Уолтер.

— Это про какого, сэр?

— Про бездомного у церкви. Того, кто нарисовал ту штуку. — Он отвернулся от Уолтера, чтобы скрыть свою заинтересованность. — То письмо у вас еще?

И после недолгих поисков в папках, аккуратно разложенных на столе Хоксмура, оно нашлось. Оно выглядело крайне неубедительно: просто листок, вырванный из блокнота для заметок, с напечатанными сверху словами «не забыть». И в этот миг Хоксмуру открылась простая связь — он словно забрался на высоту, откуда видно гораздо дальше, и избавился от страха.

— Где ближайшая к той церкви ночлежка? — спросил он.

— Ближайшая к Сити — на Коммершл–роуд, то старое здание…

— То, что между Лаймхаусом и Уоппингом?

Пока они ехали через весь Лондон к Коммершл–роуд, Хоксмур был совершенно спокоен. Он разрешил пальцам легко прикоснуться к письму, лежащему во внутреннем кармане пиджака. Но как только машина остановилась, он в спешке выскочил и взлетел по ступенькам закопченного кирпичного здания; Уолтер смотрел на него, бегущего впереди, под серым лондонским небом, и чувствовал к нему жалость. Последовав за Хоксмуром, он открыл деревянные двери общежития, увидел выцветшую зеленую краску стен, линолеумный пол, заляпанный жиром или грязью, вдохнул смешанный запах дезинфектанта и несвежей еды, услышал слабые выкрики, звуки, доносившиеся изнутри. А Хоксмур уже стучался в стеклянную перегородку, за которой сидел пожилой человек и ел бутерброд.

— Прошу прощения, — говорил он, — прошу прощения.

Человек неторопливо положил еду и, с явной неохотой опустив стеклянную перегородку, пробормотал:

— Да?

— Вы тут работаете, насколько я понимаю?

— А что, непохоже?

Хоксмур прочистил горло.

— Я из полиции. — Он протянул ему письмо. — Узнаете этот листок?

Человек сделал вид, будто изучает его.

— Да, видел такую бумагу. Сотрудники такой пользуются. Не спрашивайте, зачем. — Он вытащил из ящика блокнот для заметок, на котором были напечатаны те же слова. — Что вы тут забыли, в этой дыре?

— А почерк не узнаете? — Уолтер заметил, что Хоксмур замер.

— Не мой.

— Знаю, что не ваш. Но вы его узнаете?

— Не помню такого.

Тут Уолтер увидел, что Хоксмур кивает, словно ожидал именно этого.

— Тогда скажите мне вот что. Вам не встречался бездомный по прозвищу Архитектор или что–то в этом роде?

Тот поморгал, ткнул пальцем в воздух.

— Проповедник у нас есть, Летучий Голландец есть, Паломник есть. А вот Архитектора не знаю. Это что–то новенькое.

Хоксмур смотрел на него, не отрываясь.

— Не возражаете, если мы тут походим, посмотрим?

— Да сколько угодно. — Его глаза на мгновение встретились с глазами Хоксмура. — Сейчас их тут только двое. Больными сказались.

Уолтер пошел вслед за Хоксмуром по коридору, в большую комнату, где стояли несколько пластмассовых столиков и металлических стульев; на высокой полке работал большой телевизор, и звуки детской программы отдавались звоном, пустым, как от фургона с мороженым на безлюдной улице. Хоксмур кинул на него взгляд и прошел в другую комнату, где в два ряда были разложены несколько матрасов, обернутых в полиэтилен. На одном из них лежал на животе бездомный, а второй курил, сжавшись в углу.