Холмы смерти
Шрифт:
— Вот вам, дети Сатаны! Небеса не проведешь! Уж стервятники-то отличат мертвое от живого!
Н'Лонга стоял на вершине скалы, точно Моисей, говорящий с Богом, а над ним реяли громадные черные птицы. Руки колдуна мелькали в воздухе, как будто он сам собирался взмыть в небо, и, уносясь вдаль, с губ слетали странные слова неведомого языка. Отвечая на его призыв, со всех сторон света к Н'Лонге устремились стервятники. Кейн даже приблизительно не смог бы сказать, сколько уже пожирателей падали слетелось на пир, подобного которому они еще не знали!
Заслоненное неисчислимым множеством гигантских птиц, померкло синее небо, и средь бела дня на землю пали сумерки. От хлопанья мириадов
Смерть, которую красноглазые твари обманывали вот уже сотни лет, нашла-таки способ получить свое. В поисках спасения магруды устремились к городу, веками служившему им защитой. Инстинкт самосохранения заставлял чудищ искать защиты среди полуразрушенных стен, за которыми они не раз отсиживались, пережидая отчаянные набеги воинов племени Зунны и Краана.
А Н'Лонга наблюдал за тем, как мчавшихся к своему городу вампиров на бегу склевывают пернатые хищники. Его глаза горели дьявольской радостью, и колдун смеялся так, что эхо его зловещего хохота испуганно билось между холмами.
Наконец все уцелевшие магруды, а надо сказать, что их осталось еще не так уж и мало, собрались в мертвом городе, над которым грозно бурлила черная туча птиц. Те же стервятники, что не кружили в небе, бесконечными рядами расселись на стенах обреченного города. Воздух наполнял яростный клекот и вызывающий дрожь жуткий скрежет. Сперва пуританин никак не мог понять, что это были за звуки, но потом смекнул, что мудрые птицы точат когти и клювы о камень...
И тут Н'Лонга, рассмеявшись особенно жутко, что-то прошептал и подкинул в воздух горсть листьев, принесенных с собой. На пуританина со всех сторон обрушились тугие струи воздуха, и ветер подхватил сухие листочки, которые вдруг вспыхнули ярким белым пламенем. Словно огненный дождь они обрушились на долину, рассыпавшись веером искр. Иссушенная трава вспыхнула одновременно со всех сторон долины вампиров.
Кейн мрачно усмехнулся, полностью разделяя яростное веселье Н'Лонги. Пуританин всем своим существом ощутил Ужас, жутким покрывалом павший на безмолвный город внизу под ногами.
— Давай гори жарче! — обратился он к огню. — Гори, трава! Недаром тебя сушило жаркое солнце, недаром тебя обходили грозовые тучи!
Пожар распространялся с умопомрачительной скоростью, огненный багрово-черный вал со всех сторон несся к каменным стенам. Даже стоя на вершине утеса в полной безопасности, англичанин чувствовал то жуткое напряжение, с которым слепили за приближением огненного прибоя сотни глаз, укрывшихся за высокими и толстыми стенами магрудов. Вот уже пламенный дракон достиг каменных стен. Соломон напрягся в ожидании неминуемой развязки. Стервятники, сидящие на стенах, неохотно поднялись в воздух и присоединились к своим кружащимся в воздухе собратьям. И вдруг неведомо откуда на долину обрушился страшный порыв ветра. Он подхватил пламя, и оно разом вскинулось до небес по всему периметру стен, объяв город алыми лепестками. Даже с такого расстояния до ушей англичанина донесся грозный рев огня.
И вот уже вспыхнул травостой, заполнявший улицы. Город в несколько секунд превратился в кратер вулкана. Багровая вихрящаяся пелена затянула улицы и дома,
Соломон Кейн замер, не в силах оторвать взгляда от гибнущего города. Черные фигурки отчаянно сражались со смертью, пропадая одна за другой. Представшее его глазам зрелище напоминало геенну огненную. Так, видимо, бьются души грешников в огненном котле...
Пламя вздымалось на добрую сотню футов в вышину, и неожиданно его рев заглушил жуткий, леденящий кровь вопль. Так мог бы стенать какой-нибудь демон, бьющийся в тенетах небытия. Это, умирая в огне, подал голос один из магрудов, нарушивший заклятие молчания, веками довлевшее над его племенем. Вибрирующий нечеловеческий крик плыл над Городом Безмолвия — предсмертный вопль навсегда уходящей в бездны ада расы...
Пламя неожиданно спало. Степной пожар оказался столь же кратковременным, сколь и свирепым. Долина превратилась в выжженную бесплодную пустыню, а город — в бесформенный навал дымящегося, закопченного камня. На прямых и ровных улицах даже зоркий глаз пуританина не смог выискать ни одного тела — мертвая века плоть магрудов полностью обратилась в прах и пепел. Стервятники еще кружились плотными стаями, но и они начинали потихоньку рассеиваться. Умные птицы понимали, что после прожорливой огненной стихии им поживиться будет нечем.
Стаи стервятников, хлопая крыльями, разлетались во все стороны на поиски новой добычи.
Соломон с наслаждением вглядывался в синее безоблачное небо... Его девственно-чистая голубизна, подобно целительному морскому ветру, изгоняла из сознания пуританина жуткие образы. И вот уже зазвучали птичьи голоса, а откуда-то из холмов донесся львиный рык — дыхание жизни вновь наполнило места, где еще недавно владычествовала смерть.
5
Кейн с наслаждением развалился на камне рядом с пещерой, где они оставили Зунну, а Н'Лонга хлопотал над ним, изучая многочисленные раны. Остатки платья пуританина свисали с плеч кровавыми клочьями, руки и грудь были покрыты глубокими царапинами и страшными синяками, но судьба его уберегла от действительно серьезных повреждений.
— Твоя и моя — два могучие воина! — в обычной хвастливой манере, так раздражавшей пуританина, объявил Н'Лонга. Правда, на этот раз Кейн вполне разделял его восторг. — Теперь город древний магруда затих навсегда. Холмы спать спокойно, их больше не тревожить ходячий мертвец!
— Я все-таки не понимаю, как ты проделываешь свои фокусы. — Пуританин почесал в затылке. — Н'Лонга, ты можешь толком объяснить, как ты разговаривал со мной во сне? Как ты можешь находиться телом Бог знает где, а душой — тут? И как, во имя все святого, тебе удалось накликать стервятников?
Колдун перестал хихикать и бахвалиться.
— Мы с тобой кровные братья. — Н'Лонга перешел с пиджин-инглиш, владением которым страшно гордился, на язык речных племен, который прекрасно знал англичанин. — Я так стар, брат мой, что, вздумай я тебе открыть свой истинный возраст, ты обозвал бы меня лжецом. И всю свою неимоверно долгую жизнь я посвятил овладению магией вуду. Сперва я лишь смиренно сидел у ног могучих кудесников востока и юга. Позже я начал под их руководством изучать Мастерство. Пришло время, и мой учитель, чтобы проверить, насколько я прочен, продал меня в рабство на плантации сахарного тростника. Но и там я продолжал постигать источники мощи вуду.