ХОЛОД МАЛИОГОНТА
Шрифт:
– Какой бесконечный тоннель!
– Это волшебный тоннель. Он подарил нам ночь.
– А если что-то случилось?
– Но мы до сих по живы. Значит, все обстоит благополучно.
Женщина потерлась носом о его плечо.
– Как тебя зовут, кудесник?
– Не знаю. Забыл и не желаю вспоминать. Если хочешь, мы можем выбрать себе новые имена.
– Разве это разрешается?
– Это не может быть запрещено.
– Но мы привыкли к старым именам, разве не так?
– Мы привыкаем ко многому. Гораздо важнее то, о чем мы мечтаем.
– Оно обязательно должно быть маленьким?
– Разумеется, я оговорился! Оно будет большим, глобальным – можно сказать, стратегическим!
– Тогда я выбираю имя Терезы! Тебе оно нравится?
– Смешной вопрос! Имя чудесное! От него пахнет розами и гвоздикой… А как мы назовем меня?
– Принц датский – это не слишком грустно?
– Это величественно! Даже чересчур.
– Но ты действительно похож на принца. Ты родился не здесь. Твоя страна – край замков и вечной радуги.
– Принимается. Хотя подобное имя ко многому обязывает.
– Зато я впервые побеседую с живым Гамлетом!
– Ты уже с ним беседуешь, Тереза. Там на полу мои королевские одежды. Можешь проверить. Это тончайший шелк, парча и бархат.
– Знаю. Кожаный пояс и длинная черная шпага… По-моему, я начинаю тебя видеть. Ты высокий, сильный и тебе ничего не стоит поднять меня одной рукой.
– Я готов сделать это прямо сейчас. На какое небо тебя доставить?
– На седьмое, мой Гамлет. Я слышала, такое еще существует.
– Оно уже здесь, в нашем купе.
– Но как?…
– Очень просто. Ты должна понять, мы ВНЕ сюжета, и такое тоже временами случается. То есть просто должно случаться. Без этого нет жизни, нет самого сюжета.
– Ты так красиво говоришь. Хотя, наверное, я мало что понимаю.
– Главное, что ты чувствуешь! Жизнь в сущности – ожерелье чувств, и помним мы прежде всего самые красивые из бусин, хотя и держатся они, казалось бы, на одной нитке.
– Я поняла! Мы – Вне сюжета!
– Правильно, родная!..
– Боже мой, как же мне хорошо сейчас!
– Значит, хорошо и мне.
– Но объясни, каким образом ты сумел разыскать меня? – Тереза прижала ухо к его груди. – Ты услышал биение моего сердца?
– Конечно. Оно излучало сигналы бедствия. Я не мог его не услышать.
– Но Дания, средние века – это так далеко!
– Напротив, это совсем рядом. Ближе, чем купе с юбиляром… Но опустим технические подробности. Главное – что я здесь.
– И ты не жалеешь об этом?
– Нисколько! О подобном я мог только мечтать. Кстати! Я еще не говорил, но у тебя волшебная фигура, чарующий голос органолы и к тому же… Подожди! Чему ты смеешься?
Женщина в самом деле смеялась.
– Я спрашиваю себя, что лучше? Сладкий обман или убогая правда?
– Но я не лгу!.. На лице твоем выражение, по которому я так часто тосковал. Эти губы не похожи ни на чьи другие! Они не приучены к жадности и умеют источать нежность. Я схожу с ума от твоей кожи, твоего запаха…
Она провела ладонью по его лицу, легкими щипками прошлась по груди и шее.
– А может быть, мы несем чушь? Отступи на шаг и прислушайся к тому, что ты говоришь.
– Это не чушь, это серьезно! И шагов назад делать нельзя. Ни в коем случае! Еще более глупо отступать, когда счастлив. Какая действительность людям еще нужна?
– Но это так необычно! Слова из сказок, из восемнадцатого века…
– Пусть! Не вздумай стесняться слов! Лапидарность и косноязычие отравили людей, но противоядие вот оно – под рукой. Его я и предлагаю тебе. Для чего же еще придуманы сотни красивых и добрых слов, как не для того, чтобы повторять их по возможности чаще?
– Ты сумасшедший, – она ласково поцеловала его в подбородок. – И я очень хочу стать такой же.
– Ты такой уже стала. Ты приняла ночь, как ее следует принимать любителям сказок. Им всем нужен свет, но зачем – они не знают. Ты не поверишь мне, но в этом поезде лишь семеро неиспугавшихся – и все они дети.
– А мы?
– Мы – ВНЕ сюжета…
– Да успокойте, кто-нибудь, женщин! Геннадий Васильевич, вы меня слышите?…
– По-моему, он уже на полу. Тут на столе что-то течет, – разлили вино, черти!
– Да плевать на ваше вино! Мы ослепли, понимаете? Ослепли!..
Федор Фомич в очередной раз потянулся к лицу, осторожно потрогал глаза. Никакой рези, никаких слез, но что же тогда стряслось? Опустившись на корточки, он зашарил руками по полу и не сразу отыскал свою зажигалку. Справа торопливо и жадно чавкал Семен. Похоже, он единственный еще не сообразил что к чему.
– Федор Фомич, вы здесь?
Чужая рука ткнулась в щеку, и Федор Фомич невольно отпрянул.
– Это я, Марковский.
– Ах, да, конечно. У меня тут, в некотором роде, зажигалка – так что пытаюсь экспериментировать…
– Давайте отойдем в сторону. Этот шум и гам еще не скоро успокоится. Вот сюда… Надеюсь, вы способны рассуждать здраво?
– Вероятно, да…
– А ощущения?… То есть, я имею в виду зрение. Видимо, то же самое, что у всех?
Федор Фомич кивнул, но, вспомнив, что собеседник не в состоянии что-либо разглядеть, поспешил поддакнуть.
– Самое странное, я не понимаю, что могло послужить причиной. Говорят, таким же образом слепнут от метанола, но ничего подобного на столе не было.
– Это во-первых. А во-вторых, отравление сказалось бы на общем самочувствии. Значит, дело в другом.
– В чем же? Вы можете объяснить?…
Что-то снова посыпалось со стола, испуганно ругнулся Семен.
– Мужики! Вызывайте бригадира! Надо чинить проводку.
– А может, это все-таки тоннель?
– Какой, к дьяволу, тоннель! Полчаса – один тоннель? Нет здесь таких тоннелей и никогда не водилось. Я, извините, восьмой раз уже катаюсь этим маршрутом.