Холод страха
Шрифт:
А что еще можно было сказать?
Зерно сомнения, которое заронила ей в душу подруга Эдит, потихонечку прорастало. Девушка не знала, как ей заговорить об этом. Но все-таки начала разговор, робко и неуверенно:
— Харви, а ты… ты раньше часто встречался с девушками? В университете… и потом еще.
— Я бы сказал, что нечасто. Я вообще не люблю женщин… — Он выпустил дым колечком, которое растаяло в воздухе, не успев даже как следует сформироваться. — Кроме тебя, разумеется. Ты — само совершенство.
— Я… я имела в виду, может быть, у тебя кто-то есть… кто-то еще… кто тебе дорог. — Она понизила голос, но взгляда не отвела. — Кто-то, кроме меня…
— Нет у меня никого. Странные ты задаешь вопросы!
— Просто мне… интересно…
— Я вообще не такой человек. Женщины мне никогда не нравились. У меня не было времени на ухаживания. Сначала я учился на медицинском… потом работал в больнице… был слишком занят. А потом папа сказал, что мне пора бы подумать и о женитьбе. И вот мы поженились.
— А-а.
Они замолчали. Надолго. А потом пришло время идти на ужин в вагон-ресторан, и напряжение и неловкость, воцарившиеся между супругами, постепенно сошли на нет. Дорис заметила, что ее муж далеко не галантный кавалер. Например, он совершенно не умел вести себя за столом. Поглощал пищу, как корм, необходимый для поддержания жизнедеятельности, — деловито и быстро. Но ее это не покоробило. Наоборот. Ей уже до смерти надоел весь этот сладенький сентиментальный сироп, которым ее "поливала" тетушка Этель… да и подруги в большинстве своем тоже. А Харви… он был таким прозаичным, таким приземленным. И ей это нравилось.
К концу ужина они уже увлеченно обсуждали свои кулинарные предпочтения — что кому нравится и что не нравится. Но когда они вернулись в купе, Дорис снова пришла в замешательство. Проводник застелил постели, хотя его и не просили. Но у него был наметанный глаз, и он сразу же распознал в юной паре счастливых молодоженов. Они молча оглядели застеленные постели, смущенно присели на краешках полок — каждый на своей — и продолжили прерванный разговор. Они обсудили в деталях предстоящее свадебное путешествие, потом заговорили о будущем Харви и о перспективах его профессии. Перспективы, надо сказать, открывались широкие. И в Балтиморе, и в Филадельфии, где у Харви был дядюшка. Сейчас доходы у Харви были более чем скромными. Да и какие могут быть доходы у молодого врача, который живет при больнице?! Но при том содержании, которое положил им его отец, пять тысяч в год… В общем, для начала неплохо… а когда у них родится сын, то можно будет рассчитывать и на большее… причем гораздо на большее.
При этой мысли он даже весь приободрился и засиял.
Она, словно зеркало, скопировала выражение приятного предвкушения.
— Уже поздно… наверное, надо ложиться спать. — Он произнес это небрежно, как бы между прочим. Но это он так защищался. Чтобы не выдать паническую застенчивость. Однако все же немножко выдал.
— Д-да, наверное… — Сама того не желая, она задышала чаще. Ее грудь вздымалась и опадала помимо воли.
— Мне надо сказать тебе одну вещь, — начал он очень серьезно, даже угрюмо. — Когда я… еще раньше… задумывался о том, что когда-нибудь мне предстоит жениться, я решил для себя, что семейную жизнь надо начать по возможности… без осложнений, легко… чтобы моей молодой жене не пришлось смущаться… — Он замялся.
— Да. — Она решила его поощрить.
— Скажем, первую неделю или даже дней десять… просто… лежать рядом с женой. Просто лежать… ничего не делать…
— Да.
— Но я не знаю… Если это действительно необходимо… Папа так хочет внука… Ты все понимаешь. И поэтому, если ты только не будешь настаивать…
Ей вдруг стало нечем дышать: она взвалила себе на плечи тяжелый груз и собиралась нести этот груз, не морщась.
— Нет.
— Я уверен, так будет лучше. Я пойду покурю в салон, пока ты… приготовишься… Твоя сумка вон там, под сиденьем.
Когда он ушел — может быть, как-то уж слишком поспешно, — она улыбнулась его деликатной предупредительности. Он не хотел, чтобы она смущалась, открывая перед ним свою сумку, набитую всякой девчоночьей дребеденью типа кружавчиков и ажурного дамского белья…
Она быстро переоделась в ночную рубашку и скользнула в постель хрустящую и прохладную. Она лежала, затаив дыхание. И вдруг поняла, что замерзла. Ее била дрожь. Что-то холодновато для майской ночи…
Потом она начала понимать, что спешить вовсе не стоило. Он не пришел. Внутри нарастало какое-то странное возбуждение. Она боялась, что уже не уснет в эту ночь. Но постепенно мягкое тепло одеял, уютная податливость взбитых подушек и ненавязчивый стук колес окутали ее тихой дремой.
Она уже почти заснула. Но тут раздался щелчок замка. Дверь тихонько открылась. Дорис широко распахнула глаза и подтянула простыню к самому подбородку.
Он вернулся.
— Уже готова? — Его голос был мягким, проникновенным. — Я… я на минуточку выключу свет, хорошо? Пока я тут…
Она лежала в темноте, глядя на окно, закрытое непроницаемой плотной шторой. Поезд замедлил ход перед каким-то очередным полустанком, остановился совсем, тронулся вновь… Она попыталась представить себе, что было там, за окном, чтобы не думать о тех вещах, которые были гораздо ближе и гораздо тревожнее. Свет зажегся внезапно. Она увидела мужа и поймала себя на том, что как завороженная глядит на его светло-сиреневую пижаму. Она сделала вид, что смотрит сквозь. Ей почему-то казалось, что это не очень прилично — смотреть на него…
— Ты готова?
В ответ она выдавила улыбку.
Он наклонился и пошарил рукой под сиденьем. Выпрямился, держа в руках что-то маленькое и черное. Присел на краешек полки, положил эту штуку себе на колени. Теперь Дорис разглядела, что это было такое: его черный докторский чемоданчик, где он хранил медицинские инструменты. Крышка откинулась. Раздался тихий лязг стали о сталь — это он перебирал инструменты, сосредоточенно морща лоб. Вид у него был решительный и слегка напряженный. Наконец он достал пару сверкающих стальных ножниц. Критически осмотрел их на свету. Ее дыхание сбилось. Сердце застучало неровно.
Он поставил чемоданчик на пол. Потом встал и шагнул к Дорис, держа ножницы перед собой словно оружие.
— Это не больно…
Она смотрела на его руки, таившие в себе неведомую угрозу. Смотрела как завороженная — не в силах оторвать взгляда. Он решительно сбросил с нее одеяло. Она вздрогнула и резко дернулась.
— Это просто такая пленка. Плева. Через минуту все будет готово. Это не больно…
Искусно и ловко — так быстро, что она даже и не уловила его движение он приподнял ее бедра и просунул под них что-то белое и сложенное в несколько раз.