Холод страха
Шрифт:
Джилл набрала номер Смерти. Короткие гудки.
Пробежав глазами несколько страниц "Гештальт-терапии", Джилл сделала вторую попытку. На сей раз ей отозвались, но не Смерть, а автоответчик. Джилл продиктовала в трубку свой телефон.
Затем, чувствуя, что все ее отвергли и над головой ее сгущается мрак, Джилл удалилась в стенной шкаф, который предпочитала именовать кухней, и напекла два противня эклеров. Затем тщательно отмыла миску и противни, свалила горячие эклеры в пластиковый мешок для отходов, заклеила его и спустила в мусоропровод. Мешок полетел в подвал, чтобы сгореть там в специальной мусоросжигательной
Два дня спустя, когда Джилл внимательно смотрела по Эн-би-си передачу о наркомании, зазвонил телефон.
— Алло, — с надеждой произнесла она.
— Здравствуйте, я хотел бы поговорить с мисс Джилл Хольцман.
— Я слушаю.
— Мисс Хольцман, это Смерть. Вы пытались связаться со мной два дня назад, но не застали.
— Да, верно. — У Джилл подгибались коленки, как с тот раз, когда ее выбрали президентом класса и надо было экспромтом произнести речь перед всей школой. — Спасибо, что перезвонили.
Смерть молчал. В телефонной трубке не было слышно даже его дыхания.
— Я тут подумала, — начала Джилл, еле подбирая слова, — а не зайдете ли вы ко мне…
Молчание все длилось. Джилл набрала в грудь воздуха.
— Я живу на Бэрроу-стрит, тридцать пять. Квартира три-цэ. Если вы поедете на метро в сторону Седьмой авеню, сойдите на Шеридан-сквер. Повернете за угол — и сразу упретесь в мой дом. — Тут ей пришло в голову, что, возможно, это она должна явиться к Смерти, а не наоборот. — Или, если вы слишком заняты…
— Нет, — произнес он после долгой паузы, выражающей, что на самом деле он хочет сказать "да". — Вообще-то я действительно загружен, иначе я перезвонил бы вам раньше. Дождь, понимаете ли. Когда плохая погода устанавливается надолго, я всегда нарасхват.
Джилл призадумалась. Может, если бы не дождь, у нее бы и депрессии не было? Уже пять дней над Нью-Йорком, заливая его водой, висел обрывок урагана, обработавшего другие районы страны на сто миллионов долларов. Но нет, к настроению дело не сводилось. Она осталась бы верна своему решению даже в самый солнечный день года.
— Жуть, — согласилась Джилл, имея в виду не столько погоду, сколько жизнь в целом.
— Простите, мисс Хольцман, вы еще не сообщили, что именно вам требуется.
— Да? — процедила Джилл, еле сдерживаясь. — Я что, должна выйти на середину и объяснить все на пальцах? — Смерть молчал. — Так вот, я хочу умереть.
— Хорошо. Завтра утром вас устроит? Например, в десять?
— А во вторую половину дня никак не получится? Я раньше одиннадцати не встаю, а разум у меня просыпается только после обеда. — Джилл уже собралась в подробностях описать свои бесчисленные неудачи на трудовом поприще, рассказать, как вылетала отовсюду из-за своей физической неспособности утром встать и добраться до работы. Но тут же раздумала. Чужие проблемы никому не интересны.
— Боюсь, завтра после обеда у меня уже все забито. Как насчет четверга?
Джилл заглянула в ежедневник на своем столе. Четверг располагался на следующем развороте, рядом с репродукцией карандашного рисунка Бранкузи. И что, до самого четверга придется смотреть "Флинстоунов"? Нетушки, решила Джилл.
И капитулировала.
— Ладно, давайте завтра утром. Я попробую встать.
Смерть не отзывался, и Джилл запаниковала. Ну вот, подумала она, я его обидела, и теперь он вообще не придет.
— Честно, — взмолилась она, — завтра утром — это просто ИДЕАЛЬНО. Вы сказали, в десять?
— Да-да, я записываю. Бэрроу-стрит, тридцать пять?
— Квартира три-цэ.
— Десять утра. Отлично. A tout a l'heure [7] . — Эту французскую фразу он произнес с жутким акцентом.
Джилл всерьез задумалась, а не сплоховала ли с выбором.
Проснулась она в шесть утра с ужасным чувством, что ее квартира больше всего похожа на жалкую трущобу. На радиоле громоздились штабеля пыльных пластинок без конвертов. Простыни посерели от грязи, медитативный кактус медленно издыхал, на кафельном полу посреди ванной возвышалась горка окурков (Джилл уронила пепельницу, да так и не убрала). Зеркало в стенном шкафу (он же кухня) было покрыто многомесячными наслоениями жира. Увидев в нем свое размытое отражение, Джилл расстроилась вконец.
7
до скорого (фр.)
Засучив рукава, она принялась за дело, и к приходу Смерти (а явился он ровно в десять) самые заметные симптомы хронического беспорядка были закамуфлированы.
Смерть покосился на свой зонтик, с которого ручьями текла вода.
— Куда его поставить?
— Давайте уберу. — Джилл раскрыла зонтик, при этом здорово обрызгавшись, и поставила сушиться в отмытую ванну. Чтобы Смерть не заглядывал в шкаф-кухню, она повесила в ванной и его плащ — от фирмы "Лондон Фог". Не хухры-мухры.
— Ну-с, — произнес Смерть, усаживаясь на скрипучий бамбуковый стул, разрисованный Джилл собственноручно.
Сама Джилл пристроилась на краешке кровати, слегка раздвинув ноги, сложив руки чашечкой, которая должна была выражать ее открытость и доверие к собеседнику.
— Я готова.
Последние два года Джилл работала — когда работала — офисным клерком по вызову. То есть стояла на учете в специальном агентстве, поставляющем временных работников: там на неделю заменить секретаршу, здесь посидеть на телефоне… Всмотревшись в лицо Смерти, она пришла к выводу, что вполне могла бы работать и в его офисе. Начальников у нее было столько, что все их лица давно слились для нее в одно — не красивое, но и не уродливое, средней потрепанности, немолодое лицо — именно то улыбающееся лицо, которое сейчас она видела перед собой.
— У вас очень симпатичная квартира, — заметил Смерть.
— Спасибо. Но боюсь, я ее здорово запустила. Конечно, ее лучшее достоинство — вид из окон. — Но едва эти слова сорвались с ее языка, как она сообразила, что вида-то никакого нет. Дождь застилал все, кроме ближайших крыш. Центр Международной торговли вообще растворился в воздухе.
А может, это первый признак умирания? — вдруг подумалось Джилл. Может, город съежится вокруг нее, пока не останется ничего, кроме этой комнаты, затем — этой кровати, и наконец — ее тела, которое немедленно схлопнется в единственный глаз с голубым зрачком? Глаз зажмурится и…