Холод страха
Шрифт:
— Доберись до нее, — еле выговорила Ви.
Он взмахнул обломками кия.
— Я тебе скажу, о чем я фантазирую. Я фантазирую, будто тебе нравится секс со мной. Ты фантазируешь, будто я кто-то другой. — И он резко отодвинул кушетку от стены, размахивая своим оружием.
— Ты бы и сам тоже, — отпарировала она, — если бы тебе приходилось спать с чутким, внимательным, фантазирующим скотом вроде тебя!
Она вышла и с треском захлопнула за собой дверь.
Он, сдвигая мебель то туда, то сюда, продолжал охотиться за сколопендрой.
(Спальня.
(Эта
Кровать великовата для имеющейся площади, зато у нее красивая бронзовая рамка на изголовье и изножье. Простыни и наволочки гармонируют с одеялом, щеголяющим узором из белых цветов на голубом фоне. К сожалению, под весом Крила кровать провисает. Дверцы стенного шкафа покоробились и не закрываются.
(Имеется плафон, но Ви никогда его не зажигает. Она полагается на две изящно изогнутые лампы для чтения. В результате кровать словно со всех сторон окружена непроницаемой тьмой.)
Крил сидел на кровати и смотрел на дверь ванной комнаты. Он горбился. Его правый кулак сжимал горлышко бутылки с текилой, но он не пил.
Дверь ванной была закрыта. Казалось, он глядится в привинченное к ней трюмо. Однако из-под двери пробивалась полоска флюоресцентного света. И он видел тень Ви, когда она двигалась по ванной.
Он смотрел на дверь уже несколько минут, но Ви не торопилась. Наконец он переложил бутылку в левую руку.
— Никогда не мог понять, чем ты там занимаешься!
Она ответила сквозь дверь:
— Жду, чтобы ты вырубился и я могла бы спать спокойно.
Он обиделся.
— Ну, вырубаться я не собираюсь. Я никогда не вырубаюсь. Так что можешь не тянуть время.
Дверь резко отворилась. Ви выключила свет в ванной и остановилась в темном проеме двери, глядя на него. Она надела ночную рубашку, в которой выглядела бы соблазнительной, если бы хотела.
— Что тебе нужно теперь? — спросила она. — Ты уже кончил громить бильярдную?
— Я пытался убить сколопендру. Ту, которая тебя так напугала.
— Я не испугалась, просто растерялась от неожиданности. Это же всего-навсего сколопендра. Ты ее прихлопнул?
— Нет.
— Ты слишком медлителен. Тебе придется вызвать специалиста.
— К черту специалиста, — сказал он медленно. — На… специалиста. На… сколопендру. Мне хватает собственных проблем. Почему ты меня так обозвала?
— Как?
Он не глядел на нее.
— Скотом. — Тут он посмотрел на нее. — Я тебя пальцем ни разу не тронул.
Она прошла мимо него к кровати и прислонила подушку к бронзовому изголовью, села на кровать, поджала ноги и откинулась на подушки.
— Знаю, — сказала она. — Я имела в виду совсем не то, что тебе могло показаться. Просто я взбесилась.
Он нахмурился.
— Ты имела в виду совсем не то, что мне могло показаться. До чего же мило! Мне сразу стало куда легче. Так какого черта ты имела в виду?
— Надеюсь, ты понимаешь, что только все затрудняешь.
— А мне трудно! По-твоему, мне нравится сидеть здесь и упрашивать мою жену, чтобы она мне объяснила, почему я недостаточно хорош для нее.
— По правде говоря, — сказала она, — мне кажется, тебе именно это как раз и нравится. Позволяет тебе чувствовать себя жертвой.
Он поднял бутылку, чтобы текила оказалась на свету, и секунду-другую всматривался в золотистую жидкость, потом переложил бутылку назад в правую руку. Но так ничего и не сказал.
— Ну хорошо, — сказала она через некоторое время. — Ты обращаешься со мной так, словно тебе безразлично, что я думаю и чувствую.
— Я стараюсь, как могу лучше, — возразил он. — Если мне хорошо, считается, что и тебе должно быть хорошо.
— Я говорю не только о сексе. Я говорю о том, как ты обращаешься со мной. О том, как ты со мной разговариваешь. О твоем убеждении, будто я должна любить все, что любишь ты, и не могу любить того, чего ты не любишь. То, как ты считаешь, что вся моя жизнь обязана вращаться вокруг тебя.
— Тогда почему ты вышла за меня? Тебе понадобилось два года, чтобы открыть, что ты не хочешь быть моей женой?
Она вытянула ноги перед собой. Ночная рубашка закрывала их до колен.
— Я вышла за тебя, потому что любила тебя. А не потому что хотела, чтобы со мной до конца моих дней обращались, как с вещью. Мне нужны друзья. Люди, с которыми я могу разделять что-то. Люди, которым не безразлично, что я думаю. Я чуть было не поступила в аспирантуру, потому что хотела изучать Бодлера. Мы женаты два года, а ты все еще не знаешь, кто такой Бодлер. Единственные люди, с которыми я встречаюсь, это твои приятели-выпивохи. Или сотрудники твоей фирмы.
Он хотел что-то сказать, но она продолжала:
— И мне нужна свобода. Мне нужно принимать собственные решения, делать собственный выбор. Мне нужна моя собственная жизнь.
Опять он попытался сказать что-то.
— И мне нужно, чтобы меня ценили. А для тебя я значу меньше твоего обожаемого кия.
— Он сломался, — резко сказал Крил.
— Знаю, что сломался, — сказала она. — Мне все равно. Вот это важнее. Я — важнее.
Тем же тоном он сказал:
— Ты сказала, что любила меня. Ты меня больше не любишь.
— Господи, до чего ты туп! Ну, подумай сам! Ты-то делаешь хоть что-то, чтобы я почувствовала, что ты меня любишь?
Он опять переложил бутылку в левую руку.
— Ты спишь направо и налево. Наверняка трахаешь каждого сукина сына, которого сумеешь заманить в постель. Вот почему ты меня больше не любишь. Наверняка они проделывают с тобой все пакости, которых я не допускаю. И ты пристрастилась к такому. Тебе скучно со мной, потому что я недостаточно тебя возбуждаю.
Она уронила руки на подушки.