Холод южных морей
Шрифт:
– Да наши вестовые, – небрежно пояснил Фаддей Фаддеевич. – Андрей Петрович, как бы невзначай, подсунул своему вестовому, Матвею, книжечку по изготовлению чучел. Тот изучил ее, попробовал вначале на чайке, – и он указал на ее чучело, стоящее на книжном шкафу, – а потом пошло-поехало… Сейчас у них своя мастерская со всякого рода материалами и инструментами, которые Андрей Петрович приобрел в Копенгагене и Лондоне. Так что теперь Матвей, толковый и грамотный парень, вроде как ассистент у Андрея Петровича, а мой вестовой, Макар, у него в помощниках.
Лазарев был сражен окончательно и бесповоротно.
– А посему прошу вас, Михаил Петрович, осмотреть наши музейные экспонаты, – великодушно пригласил капитан «Востока».
Когда они вошли в помещение, где хранилось собрание чучел, то остановились как вкопанные. Вестовые, заранее предупрежденные, зажгли множество свечей и факелов, в призрачном колеблющемся свете которых перед ними предстала прямо-таки ошеломляющая композиция.
На фоне снежного гористого острова на большом валуне полулежал, опираясь на ласты, огромный морской слон с гордо поднятой головой, украшенной вздутием, напоминающим короткий хобот, возле которого лежала самка. Вокруг стояли пингвины разных размеров и видов, а на уступах прибрежных скал разместились альбатросы, поморники и малые буревестники всех цветов и оттенков. А над всем этим великолепием парил белый альбатрос с распростертыми огромными чудо-крыльями.
Офицеры, пораженные увиденным, молча переживали свое восхищение. И даже Андрей Петрович, уже видевший эту композицию, но только в черновом, рабочем варианте, был удивлен не меньше других.
– Фантастика… – прошептал лейтенант Лазарев. – У меня просто нет других слов, господа!
– Да… Не ожидал, увидеть такого великолепия, Андрей Петрович! – поддержал Фаддей Фаддеевич.
И тот, польщенный реакцией капитанов, решил перевести разговор в другое русло.
– А вы не узнаёте парящего альбатроса, Михаил Петрович?
– Неужто тот самый? – недоверчиво посмотрел на Андрея Петровича капитан «Мирного».
– Тот самый, Михаил Петрович, которого вы подстрелили удачным выстрелом. Ведь других белых альбатросов, как видите, здесь нет.
– Надо же… Никогда бы не подумал, – откровенно удивился лейтенант. – Стрелял вроде бы и в большого, но не в такого же огромного!
– Обман зрения, Михаил Петрович! – авторитетно заключил Фаддей Фаддеевич. – Зачастую далекое оказывается совсем иным при близком его рассмотрении, – философски уточнил он.
– Как бы то ни было, но теперь этот экспонат будет красоваться в одном из музеев Санкт-Петербурга с указанием автора, его добывшего, с чем и поздравляю вас, Михаил Петрович! – вполне торжественно произнес Андрей Петрович, пожимая руку растерянному Лазареву.
Капитан «Мирного» задумался и вдруг предложил, обращаясь к капитану «Востока»:
– Давайте, Фаддей Фаддеевич, не будем эгоистами и пригласим сюда всех офицеров и ученых обоих шлюпов. Пусть и они полюбуются этой чудо-экспозицией.
Когда страсти и возгласы восхищения несколько улеглись, к Андрею Петровичу обратился художник Михайлов.
– Не считаете ли вы, что фон этой экспозиции можно было бы написать несколько повыразительней, более реалистичней, что ли?
Андрей Петрович неожиданно оказался в довольно затруднительном положении. Ведь свои услуги предлагал известный живописец, большой мастер своего дела. Однако…
– Большое спасибо за ваше предложение, Павел Николаевич! Но у меня есть большие сомнения по этому поводу, – как можно тактичнее начал Андрей Петрович. – Дело в том, что прекрасно написанный второй план может подавить своим великолепием содержание экспозиции, основу которого составляют все-таки чучела морских животных. И в этом случае вся композиция может потерять значительную часть своего познавательного значения. Но это только мое, сугубо личное мнение, которое может быть и не совсем точным и правильным. Я всего-навсего только ученый, и меня в первую очередь интересует содержание именно переднего плана, а не его фона.
И по реакции полутора десятка присутствующих почувствовал, что их мнение склоняется в его пользу.
– Сдаюсь, Андрей Петрович! – натянуто улыбнулся художник. – Вы не только большой ученый, но и человек, умеющий блестяще аргументировать свою позицию.
– Уж это точно! – отозвался Фаддей Фаддеевич, радуясь вроде бы благополучно закончившейся дискуссии. – Кому, как не мне, знать убойную силу его аргументов, – рассмеялся он, поддержанный окружающими.
– И кто же исполнитель этого фона, как выразился Андрей Петрович? – полюбопытствовал живописец, не желавший, видимо, просто так сдавать уже своих позиций.
«Вот язва! – вскипел от несправедливости Андрей Петрович. – Не автор, а, видите ли, исполнитель. Мог бы, между прочим, и поучиться у этого исполнителя, например, композиции. Я же только намекнул ему, что хотел бы видеть на втором плане, а он развернул этот намек в целую панораму. Да как развернул!»
– Матвей! – громко позвал он.
Матвей, стоявший за дверью и слышавший вопрос, прошел через проход расступившихся офицеров.
– Канонир первой статьи Захар Красницын, ваше благородие! Их высокоблагородие господин ученый разрешили мне подобрать в помощники любого матроса из команды шлюпа, ваше благородие.
– И откуда же у него эти таланты? – удивленно поднял брови живописец.
– Захар был слугой у барина, который занимался художествами. Растирал краски, подбирал колер, а иногда по просьбе барина подрисовывал отдельные места на его картинах, особливо дали. Так и познал эти художества, ваше благородие.
– М-да… – многозначительно изрек живописец, оскорбленно глянув на Андрея Петровича, который усмехнулся про себя: «Ничего, переживете, господин художник!»
– И велика ли артель у тебя, Матвей? – заинтересованно спросил лейтенант Лазарев.
– Никак нет, ваше благородие! Кроме меня еще Макар, вестовой их высокоблагородия господина капитана, упомянутый Захар да плотник Петр Матвеев, ваше благородие.
Лазарев задумался. «Вот так командуешь людьми, тебе вверенными, и не задумываешься, что у каждого из них есть свои таланты, втуне спрятанные», – вздохнул он. Затем вынул из кармана довольно большую серебряную монету, повертел ею и передал Матвею.
– Это пиастр, равный пяти рублям серебром. Раздели их между артельщиками сообразно их труду, вложенному в общее дело, по твоему разумению. И спасибо тебе за вами содеянное!