Холодная ночь, пылкий влюбленный
Шрифт:
Похоже, она себе выбрала самого неудачного собеседника на свете, решила Мора, возясь со связкой ключей за стойкой и запирая деньги, которые заплатил незнакомец, в ящике комода. Ему совсем неинтересно даже перекинуться с ней словом или пошутить, думала она, шагая впереди него по узкой, без ковров лестнице.
– Там, в коробе, есть дрова. Я надеюсь, вам будет удобно, – сухо сказала Мора, открывая дверь комнаты.
Он протиснулся мимо нее. Мора попыталась посторониться, чтобы его скатка, перекинутая через плечо, прошла в двери. Но виски, должно быть, подействовало на мужчину, он качнулся и повалился на Мору. Она ударилась о косяк и чуть было не упала, но он схватил ее за плечи как раз вовремя, чтобы не дать ей шлепнуться на пол. Сильные руки крепко держали Мору.
От его прикосновения тело девушки вспыхнуло, загорелось огнем, и это так ошеломило ее, что от неожиданности она вскрикнула.
Незнакомец смотрел на нее с беспокойством.
– Вы ушиблись? Вам больно?
– Нет… нет. Все хорошо. Не беспокойтесь.
Но она вовсе не чувствовала себя хорошо. С ней что-то случилось. Что-то, чего она не могла объяснить. Тепло и слабость поднялись от коленей Моры к животу, потом выше, вовлекая в это тепло неизвестного свойства ее грудь, опаляя ее огнем. Потом у Моры задрожали руки.
Каждая жилка ее тела трепетала. Ничего подобного с ней раньше не происходило.
«Впервые ты оказалась так близко к мужчине, – сказала она себе, – вот голова-то и закружилась».
Особенно к мужчине вроде этого, что явился из снегопада.
Мора заметила, что он все еще смотрит на нее, пристально изучая. Ледяной блеск ушел из его глаз. Теперь Мора заметила в них искорку тепла. И вдруг его руки обхватили талию девушки.
Он еще крепче сдавил ее, когда они уставились друг на друга.
Тишину можно было бы назвать звенящей, если бы не ревущий за окном ветер. Глубокая, напряженная, она воцарилась в оцепенелости холодной ночи.
Потом незнакомец поднял руку и погладил ее по щеке.
– Прости за это, ангел.
Она с трудом сглотнула.
– Меня зовут Мора, – прошептала она.
– Прекрасное имя!
Он прикоснулся к ее волосам, потом намотал на палец темно-рыжий завиток.
«Мора Рид, тебе лучше убраться отсюда подобру-поздорову, – сказала она себе, пытаясь побороть поднявшееся в ней смятение. – Прежде, чем этот охотник на людей вздумает…»
Но когда она попыталась отстраниться, он еще крепче прижал ее к себе.
– Не уходи!
Она напряглась.
– Побудь со мной, Мора.
– Зачем? – Ее голос сорвался; казалось, это не она спросила, а прокаркала ворона.
Он улыбнулся. Неспешная полупьяная улыбка преобразила его суровое лицо, смягчила черты, оно стало теплым и добрым, и сердце Моры затрепыхалось, как пойманная птица.
– Зачем? – повторил он, выпуская ее волосы. Его рука скользнула и обхватила ее затылок опытным непринужденным движением. – Милая, а почему бы нет?
Она могла придумать сотню причин, почему нет, но выпалила то, что первым пришло на ум:
– У меня… много работы. По хозяйству. Надо прибраться на кухне.
– Не слишком веселое занятие.
– Жизнь, – пробормотала Мора, повторяя следом за Ма Дункан фразу, которую та произносила бессчетное число раз, – не слишком-то предназначена для веселья.
Рука, обхватившая ее талию, внезапно напряглась.
– Кто это сказал?
Она смотрела на него, а ее сердце громко стучало, как несущийся вперед скакун. Он ее смущал. Он тревожил ее. Он действовал на нее так, как никто и никогда в жизни.
Господи, да почему она все еще не ушла? Почему стоит тут? Если она не уберется отсюда, да поскорее, то он может расценить это по-своему и ее ждут большие неприятности…
– Прошу прощения, я уверена, что вы хотите спать…
– Ты совершенно права.
Щеки девушки вспыхнули, а он усмехнулся и еще крепче прижал ее к себе.
– Черт, Мора, ты становишься еще милее, когда краснеешь.
– Я вовсе не краснею… И я вам не милая. – Она вспыхнула еще пуще, чувствуя, как огонь опаляет ей щеки. – Я думаю, вам лучше отпустить меня.
– Не милая? – Его глаза мерцали, он не отрываясь смотрел на нее, и она увидела вспышку удивления в их глубине.
В охватившей ее панике Мора заметила, что вместо того чтобы дать ей уйти, он еще теснее прижал ее к себе, так близко, как никогда не прижимал ее ни один мужчина… Потрясенная собственными чувствами, она затаила дыхание. Ей стало жарко, она уже не ощущала резкого холода ночи. Мора была как в огне.
– Да, конечно, ты хорошенькая. – Голос у него был низкий, и он резко прозвучал в полумраке комнаты. – Разве тебе никто никогда об этом не говорил?
– Однажды Ма Дункан сказала мне об этом. Она сказала… О, не важно! Позвольте мне уйти.
Секунду оба молчали. Он уставился на нее, и, казалось, этот взгляд пригвоздил ее к месту.
– Ты и вправду хочешь уйти?
«Скажи „да“. Беги сейчас же, закройся у себя в комнате и не выходи оттуда до рассвета».
Но видит Бог, какая-то часть ее хотела остаться. Остаться, чтобы он продолжал обнимать ее так, продолжал говорить так. Остаться с этим потрясающе опасным мужчиной, этим напористым незнакомцем, который слишком красив, чтобы описать его словами.
«Беги! – вопил ее внутренний голос. – Беги немедленно, иначе будет слишком поздно».
– Мора, – сказал он тихо, и его глаза неотрывно сверлили ее. – Разве ты не останешься и не составишь мне компанию?
– Это невозможно. – Она дрожала, а ветер грохотал, сотрясая окна; холод ворвался в щели и прошелся по половицам.
– Ночь будет морозной. Мужчине в такую ночь нужна небольшая компания. Женщине тоже.
– Не такой женщине, как я.
– Ты уверена?
– Совершенно уверена. – Но, глядя в его сверкающие серебристо-серые глаза, она не была уверена ни в чем. Кровь шумела у нее в ушах. Он думает, разумеется, что она из тех женщин, что остаются в номерах, а если говорят «нет», то просто заигрывают с незнакомцем. Может быть, он даже подумал, что она ляжет с ним в постель и позволит ему заниматься с ней любовью! Она должна уносить ноги как можно скорее! Почему она стоит так долго с этим мужчиной, который и опасен, и смел, и больно уж хорош собой?