Холодная ночь, пылкий влюбленный
Шрифт:
– Был только один. Сам знаешь, как мело, – добавила она, надеясь, что парни не заметят, как покраснели ее щеки, стоило ей вспомнить о том, особенном постояльце. – Почтовый дилижанс не проезжал до сего дня ни разу.
– Ладно, давай сюда жратву, да побыстрее! – Джадд одобрительно фыркнул, почувствовав запах жареной курятины. – Мы с Хоумером так поработали, что нагуляли чертовский аппетит. Мы так старались вернуться сюда сегодня вечером – ты ведь нас заждалась.
«Заждалась – вас?» Мора едва не рассмеялась. Единственное, чего бы она хотела, – так это чтобы Джадд и Хоумер убрались с ее дороги. Они носили грязь в дом, били посуду, рвали и пачкали одежду, приписывали цифры, проверяя ее расчеты с постояльцами в гостиничных книгах. И дважды в прошлом месяце устраивали драки в столовой, когда разбили окна и сломали несколько стульев. Они до сих пор должны больше пятидесяти долларов в салуне за то разбитое зеркало в баре, когда напились в ноябре и тренировались в стрельбе по бутылкам виски. Но Большой Эд, хозяин, слишком их боится, чтобы потребовать с них деньги.
Ма Дункан была школьной учительницей до того, как вышла замуж, и пробовала научить своих детей тому, что знала сама. Но ее сыновья отказались ходить в школу и учиться, после того как им исполнилось двенадцать, и только Мора хотела получить образование. Мало того что девочка внимательно слушала ее уроки – она была ими увлечена, ей нравились все предметы, от географии до грамматики, и даже риторика.
Но мальчишек не интересовала ни школа, ни работа по хозяйству, они сторонились любого труда.
«И зачем им это, когда есть я и бедная Ма Дункан, которая сделает все за них?»
– Хорошо, мне приятно, что вы обо мне подумали, – сказала она спокойно, не глядя на парней и раскладывая кусочки цыпленка по тарелкам. Как бы она хотела однажды высказать им все! Но она знала, что никогда этого не сделает. Она никогда не посмеет сказать им хоть слово поперек. Жажда насилия постоянно так и бурлила в парнях, готовая выплеснуться, и, как все в Нотсвилле, Мора их боялась. – У нас кончаются припасы. Сходили бы в лавку…
– Черт побери, Мора Джейн! Ты тут без нас бездельничала! Прохлаждалась и сидела сложа руки! – завопил Хоумер. – Почему ты сама не сходила?
– Ты совсем разленилась, детка! – Джадд погрозил ей грязным пальцем и сунул в рот остаток хлеба. – Что бы ты делала, если бы мы сегодня не вернулись?
– На сегодня нам хватит. Но завтра…
– Послушай-ка! – Джадд схватил Мору за руки и дернул к себе. – С каких это пор ты нам указываешь? Если мы решим загрузиться продуктами, то сделаем это. Ты слышишь? А если не захотим, тогда топай сама. Где бы ты была сейчас, если бы предки из милости не взяли тебя, когда ты под стол пешком ходила? Ты когда-нибудь об этом вспоминаешь? Да на кой ляд Ма понадобилась эта девчонка, никак не возьму в толк!
– Но она взяла меня, и тебе же от этого легче.
Хоумер высокомерно взглянул на нее.
– Теперь ты можешь наконец, отработать свое содержание, а ты еще злишься и жалуешься на нас и на жизнь.
– Быть тебе сейчас в какой-нибудь канаве, не позови тебя наш отец к нам жить, – добавил Джадд. – А ты забываешь об этом!
Внезапно он схватил девушку за волосы и дернул так сильно, что Мора вздрогнула. Потом он выпустил из рук рыжие пряди, пропуская их сквозь грязные пальцы, а она наблюдала за ним широко раскрытыми глазами. Мору охватило дурное предчувствие.
– Ты получила все, что тебе надо: постель, жратву, приличную одежду, – рычал он. – Большинство женщин были бы счастливы, они не вздумали бы указывать мужчинам, что им делать. Но не ты! Ты не такая, Мора Джейн!
– Не ты! – повторил Хоумер, подсмеиваясь.
Сердце Моры учащенно забилось. Она боролась с гневом, который поднялся у нее внутри, и с пронзившим ее страхом. Ее голос задрожал:
– Я только спросила вас…
– Заткнись! – Джадд толкнул ее обратно. Она больно ударилась о край стола бедром и едва удержалась от крика, с трудом выпрямившись.
– Кончай ныть, задохлик! – Хоумер шагнул вперед. – Мечи жратву на стол. Мы наверняка помрем с голоду, пока ты тут будешь скулить.
Он схватил с тарелки цыплячью ножку и впился в нее, выходя из кухни. Джадд сделал то же самое – он выбрал самую жирную ножку и вышел, не оглядываясь.
На полу остались жирные пятна и хлебные крошки.
Медленно, с дрожью в коленях Мора отошла от стола. Она опустила руку в карман и порадовалась, что из-за сильного шипения масла на сковороде и громких голосов парней не было слышно звона этих монет.
– Как только скоплю денег на билет, сяду в почтовый дилижанс и уеду, – прошептала она себе под нос, раскладывая по тарелкам кусочки цыпленка и фасоль с луком, потом поставила на поднос готовое картофельное пюре и вынула хлеб из духовки. – И когда я заведу собственную мастерскую, платьев у меня будет пропасть и я никогда не надену одно и то же чаще раза в неделю. Никто не посмеет мне приказывать, что делать. И никто даже пальцем не прикоснется ко мне. Я никогда больше не буду колоть дрова или мыть каждый вечер горы посуды.
Только две вещи она будет с нежностью вспоминать из своей жизни в Нотсвилле и в этой проклятой гостинице.
Первое – это смутная нежность в угасающих глазах Ма Дункан на смертном одре, когда та благодарила Мору за заботу о ней и сказала, что девушка может взять ее розовую шелковую сумочку и миленькую эмалевую шкатулку для украшений, спрятанную в верхнем ящике ее стола. Море никогда не забыть, как Ма Дункан из последних слабых сил сжала ее руку и сказала, что она была хорошей дочерью, гораздо лучше и почтительнее, чем ее собственные сыновья, плоть от ее плоти, кровь от ее крови.
Ма Дункан не слишком любила Мору, ей просто недоставало жизненных сил кого-то любить, и девушка это давно поняла. Эту женщину иссушили несбывшиеся мечты и утраченные надежды. Ма Дункан слишком устала от жизни, совершенно удрученная тем, как она у нее сложилась. Так о каких сильных чувствах можно говорить? Она была на них не способна. Но Ма Дункан заботилась о Море и старалась быть с ней поласковее.
В этой семье Ма Дункан была для Моры самым близким человеком.
Другое, что врезалось в ее память навсегда, – это вчерашняя ночь, проведенная в объятиях незнакомца. Ночь с густым снегом за окном, с пылающими дровами в камине. Руки Куинна Лесситера на ее теле, его губы на ее губах… Ей было тепло в его объятиях, ей было с ним спокойно. В те несколько коротких часов Мора Джейн знала, что она не одна на свете.