Холодная война
Шрифт:
"И вот в чем загвоздка-то, - думал я, глядя как тот тип на грузовике делает свой бизнес, - звали-то женишка не иначе, как Пу".
ГЛАВА 2
Золотое сердце
Как я понял в следующий миг, дядюшка Лем усек кого-то возле фонарного столба на тротуаре, с краю от толпы, и тут же почесал туда. Оказалось, что это была парочка гориллов: горилла-папа и горилла-сын. Две образины стояли и смотрели, как бойко идет торговля.
– Подходи!
– завывал тот тип.
– Налетай! Старинный и проверенный рецепт! Лучшее средство от головной
– Эй, Пу, а вот и я, - сказал дядюшка Лем, глядя на гориллу.
– Привет, наследник, - добавил он вслед за этим, глянув на младшую гориллу. Могу поклясться, его передернуло.
Не стоит его осуждать за это. Больших ублюдков в мире людей, нежели эта парочка, я за всю свою жизнь не видал. Со своими плоскими рожами и здоровенными пузами они в точности походили на двух отожравшихся обезьян, одна побольше, другая поменьше. Папаша вырядился в воскресный костюм и прицепил себе поперек груди золотую цепочку от часов. А уж посмотреть, как он вышагивал, так сразу станет ясно, что ни разу не видел он себя в зеркале.
– Здорово, Лем, - процедил он сквозь зубы.
– Вовремя поспел, как я погляжу. Сынок, поздоровайся с мистером Лемом Хогбеном. Ты многим обязан, сынок, этому мистеру.
– И тут он премерзко заржал.
Младшему, похоже, было на это наплевать. Его крохотные, близко посаженные глазки неотрывно смотрели на толпу на той стороне улицы. Было ему на вид годков семь и вел он себя соответственно.
– Па, можно еще разок?
– спросил он скрипучим голосом. Па, можно я еще разок покажу им, а? Ну, па?..
– по выражению его лица, по словам и тону я заключил, что дай ему пулемет и он тут же пустит его в дело.
– Хорош мужик растет, а, Лем?
– с гордостью сказал папа Пу.
– Горжусь им. Жаль, что дедушка не дожил, а то бы полюбовался. Мы ведь из старинного рода. Нас почти и не осталось. Одна беда - этот юноша последний из Пу. Теперь усек, Лем, что мне от тебя нужно?
Дядюшку Лема снова передернуло.
– Н-да, - сказал он, - все ясно. Только, Пу, напрасно ты сотрясаешь воздух. Я - пас.
Пу-младший повернулся на каблуках:
– Уделать его, па, а? Прямо сейчас, а? Давай я его уделаю, па.
– Заткнись, сынок, - изрек старший Пу и дал отпрыску затрещину. А уж лапища у папаши была, что твой молот. Вот уж горилла и горилла.
Судя по размаху могучей отцовской длани можно было предположить, что сынок отлетит на противоположную сторону улицы, однако Пу-младший лишь покачнулся. Лицо его покраснело, он потряс головой и завизжал-заскрипел:
– Па, я тебя предупреждал! Помнишь? Теперь пеняй на себя. Счас я буду тебя уделывать!
Он набрал полную грудь воздуха и так выпучил глаза, что я могу поклясться, они встретились на переносице. Широкое и плоское лицо его стало яркопунцовым.
– О'кей, сынок, - быстро сыграл назад папаша, - вон толпа созрела. Не стоит попусту тратить силы на меня.
Я в этот момент стоял с краю толпы, слушая и наблюдая за дядюшкой Лемом. И именно в этот момент кто-то трогает меня за рукав и вкрадчиво так, вежливо говорит:
– Не соблаговолите ли вы ответить на один вопросик?
Я обернулся. За мной стоял тощий человек с приветливым выражением на лице. В руке у него был блокнот.
– Валяйте, мистер, - я ему, значит, отвечаю, - давайте, мистер, спрашивайте.
– Я всего лишь хотел узнать, как вы себя чувствуете? спросил меня тощий и приготовился что-то записать у себя в блокнотике.
– Спасибо, сэр, - отвечаю, - очень любезно с вашей стороны. Надеюсь у вас тоже все в полном порядке, мистер?
Он потряс головой. Вид у него был какой-то ошарашенный.
– В том-то и вся загвоздка, - отвечает он мне.
– Ничего не понимаю. Дело в том, что я в самом деле чувствую себя хорошо.
– А почему бы и нет?
– спрашиваю.
– Денек-то вон какой чудесный.
– Все здесь себя чувствуют хорошо, - гнул он свое, будто и не слыша меня.
– Если пренебречь нормальным процентом отклонений, в этой толпе все здоровы. Но через пять минут или даже меньше, как следует из наблюдений...
– Он посмотрел на часы.
И тут будто докрасна раскаленный кузнечный молот саданул меня по голове.
У нас, Хогбенов, будьте спокойны, головы что надо, Крепкие. Коли не боитесь, можете проверить. Вот и тогда у меня маленько подогнулись колени - и все. Уже через пару секунд я был в полном порядке и стал вертеть головой в поисках обидчика.
Шиш я его отыскал. Но толпа, - послушали бы вы как она стонала и стенала. Люди шатались, хватали себя за головы, цеплялись друг за друга, чтобы не упасть, и тащились к грузовику, где малый знай себе брал доллары и протягивал бутыли.
Тощий с блокнотиком закатил глаза, будто утка в грозу.
– О моя голова!
– простонал он.
– Что я вам говорил? О моя голова!
– и он побрел, вытаскивая из кармана деньги.
У нас в семействе я всегда слыл за тугодума, но тут уж нужно быть воистину кретином, чтобы не сообразить, что дело нечисто. И что бы там Ма ни утверждала, я не такое уж наивное дитя. Я повернулся и глянул на крошку Пу.
Конечно, он стоял там. Жирная рожа его была цвета киновари, а глаза сверкали, что твои угли. Весь он раздулся вот-вот лопнет.
"Сонк, а ведь это колдовство, - сказал я сам себе как-то очень спокойно.
– Ни за что бы не поверил, но. это самое настоящее колдовство. Только как?.."
И тут я вспомнил про Лили Лу Муц и слова и мысли дядюшки Лема. И начал я, так сказать, прозревать.
Толпа окончательно сошла с катушек. Теперь люди дрались за снадобье. Я едва пробился наружу к дядюшке Лему. Проталкиваясь сквозь толпу, я твердо решил: все, хватит мне вытаскивать его из разных историй. Тоже мне, доброе сердце. Если уж своей головы на плечах нет, этому ничем не поможешь...