Холодно не будет
Шрифт:
— Ничего из того, что ты себе надумал, — блондин идти на контакт и упрощать задачу не планировал, хотя и держался уверенно. — Давай, Сань, бей, раз не веришь, — Егор остановился посреди кухни и развел руки в стороны, раскрываясь, — даже защищаться не буду.
— Ответь на вопрос, — процедил сквозь плотно сжатые челюсти. Выбивать из друга признание не хотелось, но Егор не оставлял выбора. Нарочно провоцировал, изводил, ни на секунду не облегчая задачу. Блондин качнул головой, продолжая хранить молчание, и убрал руки за спину, сцепляя в замок, чтобы не было соблазна ответить. Перед другом его
— Хватит! — Аня, все еще испуганная, юркнула в кухню и умудрилась встать между друзьями, закрывая собой Егора. — Успокойся! — бросила грозно, хотя голос еще дрожал, и эта дребезжащая тревога медленно приводила Здоровяка в чувство, потому что не было ничего ужаснее, чем видеть в ее глазах страх. И весь он был направлен на Акульчева.
Левкоева, как ни старалась, не могла понять, что нашло на Сашу, раз он так взбеленился. Но отчего-то испытывала странное чувство, которое не могла описать, и острую необходимость заступиться за Егора, потому что тот мог получить ни за что. Никогда прежде за Аню не устраивали драк, но все, что происходило на кухне в ее квартире, пугало неправильностью.
— Ань… — то ли предупреждающе, то ли растерянно произнес Здоровяк на выдохе.
— Что? — нахмурилась. — Ничего у нас не было, ясно тебе! — повысила голос, и дрожь в нем стала осязаемой. — Кто-то занял твою ванную. Чтобы не ждать, я предложила пойти ко мне: Егор стирал футболку, я… умывалась на кухне, — Левкоева хмыкнула: от нервного потрясения она вмиг протрезвела, так что теперь вполне себе ясно соображала. — Потом поняли, что идти Егору не в чем, я хотела у тебя одежду ему попросить, а ты сам пришел.
— Скандал исчерпан? — усмехнулся блондин, и Аня резко повернулась.
— А тебе лишь бы повеселиться, да? — их противостояние чуть не превратилось в катастрофу, а Егор продолжал воспринимать все легко, будто не был спасен от фингала под глазом, а то и от двух, если бы Здоровяк метко ударил.
— Да я же…
— Не говори ничего, — угрожающе выставила указательный палец. — Просто уходите, Саша, думаю, не обделит, — в глазах защипало, и Аня снова повернулась к Егору спиной и часто заморгала.
— Не злись, Ань, не у меня проблемы с доверием, — бросил Егор. — И прости, обидеть тебя не хотел, — он обошел парочку, остановился в дверях: — Ты идешь? — обратился к Акуле.
— Нет, — рявкнул, не оборачиваясь, потому что взгляд уже сосредоточился на Ане. Понял, что обидел, чувствовал это кожей и нутром, которое стучало в затылок, требуя немедленно уладить нависшую над головами проблему.
— Идешь, — кивнула Аня, отступая к окну, в подоконник которого вцепилась в надежде не упасть. Грудь сдавило обидой, и даже виноватый вид Здоровяка не упрощал ситуацию. Он все еще тяжело дышал, отбирая и без того быстро кончающийся в ее легких кислород, медленно приходил в себя и собирался с мыслями, ища лучшие слова. — Уходи, Саш.
— Анют, прости, что напугал тебя и все это устроил, — сдавленно выдохнул и упер кулак в переносицу. Он сделал шаге ближе, но Левкоева покачала головой и отвернулась. — Вспылил.
— Ты не просто вспылил, — голос дрожал, Аня пождала губы, надеясь, что подбородок перестанет трястись, и глубоко вздохнула. Тупая боль пульсировала под кожей, усиливаясь с каждой секундой. И больше всего на свете хотелось отмотать время назад и переиграть все, но вместо этого приходилось отстаивать себя. — Ты сцену ревности здесь продемонстрировал, и самое ужасное, что мне не поверил. Если ты уже не можешь мне доверять…
— Не говори того, о чем пожалеешь, — перебил и протянул руку, чтобы коснуться плеча, обхватить его пальцами и прижать к себе, но вместо этого только задержал ее в воздухе, потому что знал: Аня к себе сейчас не подпустит. Слишком он ее подвел. Не просто расстроил, а разрушил то хрупкое, что едва выстроилось. — Мы с тобой еще не закрыли этот вопрос.
— Просто уходи, — покачала головой, и Саша больше не попытался спорить. Ушел, тихо прикрыв дверь и оставив после себя невыносимую тяжесть.
***
Время тянулось мучительно медленно. Аня слышала, как стихли голоса за стенкой соседней квартиры, видела, как обернулся Егор, выйдя из подъезда, а сразу после ей пришло сообщение с извинениями от него. Она ответила коротко и даже скупо, но на большее Левкоева оказалась не способна. Горячий душ согрел леденеющее сердце и осторожно подтопил обиду, Аня нарочно долго стояла под водой, собираясь смыть с себя весь вечер, смыть доверчивость и те чувства, что расцветали в душе. А после, распаренная, спряталась по самые уши под одеялом, окончательно прощаясь с неудачным днем, когда время перевалило за полночь.
Сон не шел. Она вертелась с одного бока на другой и в итоге сдалась. Поднялась и пошлепала босиком на кухню. Внутри все никак не утихали эмоции. Лишив себя Здоровяка, она будто вмиг осталась без чего-то важного. Нехорошо они разошлись, размотали души друг друга, забрав нити с собой, и теперь болезненно их тянули. Левкоева от безделья и бессонницы заварила чай и покосилась на две кружки, которые поставила еще до ужина на стол.
Сердце ускорило бег, намекая, что еще, может, все и не поздно решить. Она не спала, и отчего-то думалось, что в квартире по соседству Здоровяк тоже не спит и ждет. Резко подскочив со стула, она бросилась в прихожую. Можно ведь все решить, разобраться, обсудить. Рубить сгоряча каждый легко способен, а поддержать, успокоить и не отвернуться — единицы. Аня всхлипнула от досады: стоило сразу поговорить, а не указывать на дверь, чтобы потом слоняться по собственной квартире унылым призраком.
Второпях перескочила тапочки и открыла дверь, натыкаясь взглядом на такое же смущенное лицо. Здоровяк в нерешительности переминался с ноги на ногу и сильно удивился, увидев Аню, уставшую и такую… родную. Она въелась ему под кожу, впиталась в сердце пусть и не с первой, но со второй уж точно, встречи. И симпатия к ней только росла, трансформируясь и превращаясь в прекрасное, еще пока робкое чувство.
Шагнув в квартиру, Саша сгреб Аню в объятия, крепко прижал к себе девушку и уткнулся носом в макушку. Он чуть было мастерски все не испортил, хотя и наворотил порядочно, но теперь намеревался любыми способами загладить вину и вновь встать на орбиту.