Холодное блюдо мести
Шрифт:
— Запомнил. Наталья Владимировна. А меня — Роман. Он тоже протянул ей свою ладошку, худенькую, хрупкую, с пальчиками, похожими на крошечные прутики, и у нее отчего-то екнуло сердце. Она еще ничего толком не знала об этом ребенке, но уже горячо его жалела.
Когда Корнелия Альбертовна написала заявление, удостоверила собственную подпись, на мгновение возникла заминка, и Гриневич поспешно сказала:
— Если вы не возражаете, хорошо бы Романа взять прямо сегодня. Завтра у меня самолет, а я еще не все
Пока его мама писала заявление и позже, мальчик не произнес ни слова, а в машине только сидел и смотрел в окно.
Его мать поспешно выскочила из машины и вскоре принесла небольшой рюкзачок с вещами.
— Ну все, будь паинькой! — опять сказала она сыну («Как будто других слов не знает», — с возмущением подумала Наташа) и ткнулась ему в щеку сухими губами.
Он кивнул и судорожно вздохнул.
— Я скоро вернусь и заберу тебя с собой, — пообещала его мамаша, отчего-то без особой уверенности в голосе.
Она ушла не оглядываясь, только странно помахала рукой.
— Ты не переживай, Рома, — сказала Наташа, усаживая ребенка на заднее сиденье своей машины. — Иной раз только кажется, что все тебя бросили и никто не любит.
— Тебя тоже бросали? — вдруг спросил малыш и тут же поправил себя: — Я хотел сказать «вас».
— Тоже, — призналась Наташа, выворачивая руль, чтобы развернуться на узкой улочке. — И потом, мама ведь не отдала тебя насовсем. Она только написала заявление, что доверяет тебя мне до своего возвращения.
— И что вы делали, когда вас бросили? — продолжал интересоваться Рома.
— Знаешь, давай заключим соглашение. Когда мы будем одни, ты можешь звать меня Наташа и на ты, а когда приедем в садик, то по имени-отчеству — Наталья Владимировна. Согласен?
— Согласен, — кивнул мальчик. — А где я буду жить? У тебя есть своя комната?
— У меня есть даже свой дом.
— Большой?
— Для двоих просто-таки огромный. Целых два этажа.
— И ты меня возьмешь в этот дом?
— Конечно. Но если ты не захочешь жить в доме, можешь жить в будке Кинга, — пошутила она.
— Кинг — это собака?
— И тоже очень большая.
— Вот такая? — Он развел руками, показывая по размеру на что-то вроде болонки.
Наташа рассмеялась:
— Я думаю, он повыше тебя будет.
— Огромный, — сказал мальчик уважительно. — А он злой?
— Со своими друзьями — добрый.
— Хотел бы я с ним подружиться.
— Подружишься, — пообещала Наташа. — Только вначале мы с тобой в садик заедем, я все-таки в нем работаю. А после работы, когда всех детей заберут, мы с тобой поедем ко мне домой знакомиться с Кингом. Хорошо?
— Хорошо, — кивнул мальчик и опять задумался.
Наверное, частенько ему приходилось оставаться одному и вот так, по-взрослому, сидеть и размышлять о чем-то. Пытается понять, для чего его произвели на свет?
В «Вишенке» уже закончился тихий час, и дети сидели в столовой, пили чай.
— Пойдем, я покажу тебе, где можно помыть руки и сходить в туалет, — сказала Наташа, раздевая Рому в своем кабинете. — Затем ты с ребятами слегка перекусишь. Ты ведь уже обедал?
Он недоуменно посмотрел на Наташу, которая, казалось, задавала странные вопросы.
— Меня мама кормила утром, — объяснил он. — А потом мы сидели в том доме, и мама говорила с разными тетями.
— Значит, ты голодный, — спохватилась Наташа, давая себе слово, что если на кухне у Лилии Васильевны ничего не осталось — до ужина еще два часа, — она отвезет Рому к себе домой и как следует накормит. — Лилия Васильевна, у нас с обеда ничего не осталось? — спросила она.
— Как же так — не осталось?! — всплеснула руками повариха. — Вы вот ничего не ели. Да и я впрок готовлю. Мало ли, придет кто или родители захотят попробовать, что едят их дети.
— Ну, слава Богу, — облегченно вздохнула Наташа, — а то мне надо покормить одного очень голодного мужчину.
На всякий случай она держала Рому за руку, явственно ощущая, что мальчик чувствует себя неуютно в чужом месте. Но он ничуть не стеснялся, а лишь крутил по сторонам головой, точно галчонок, высматривающий червячка.
— Я еще мальчик, — назидательно сказал он женщинам.
— Чей же это такой худющий? — спросила Лилия Васильевна.
— Мне оставили его на время, ненадолго, — пояснила Наташа, заметив, что и Рома прислушивается к ее словам.
Они сели есть в кабинете Наташи.
— С детьми ты успеешь завтра познакомиться, — сказала она мальчику. — А то они будут только отвлекаться и спрашивать, почему ты ешь не то же, что и они.
Наташа все говорила и говорила, потому что не находила отклика со стороны малыша: он как будто продолжал что-то обдумывать, но на ее вопросы отвечал вежливо, хотя и без энтузиазма. Просто «да» или «нет». Она чувствовала его напряжение и удивлялась, что он не кричит, ничего не требует, а просто ждет, что с ним сделают эти незнакомые люди.
Рома, несмотря на свои четыре года, уже знал, что ласковый голос еще ничего не означает. Ласковым голосом даже очень близкий человек может лишить тебя дома, привычного угла, обеда, свободного времени или, наоборот, предоставить этого самого времени сколько угодно, не думая о том, что человек не сможет им воспользоваться так, как от него ждут.
То есть ему хотелось бы побегать с другими детьми или поиграть в игру «Селга», в которую он однажды играл у большого мальчика по имени Игорь, и ему понравилось, и он почти сразу разобрался, как в нее играть, а Игорь сдержанно заметил: