Холодное лето 1402-го. Том 2

Руденко Сергей Владимирович

* Пьер Амиэль де Сарсенас (1309-1389) – реальное историческое лицо, в 1350-1363 гг. действительно был настоятелем аббатства Сент-Бенин в Дижоне. Очень деятельный и умный человек – в нашем мире его карьера развивалась довольно удачно, и в истории священник остался одним из так называемых «псевдокардиналов». На Земле во второй половине XIV века в католическом мире случился Великий западный раскол, когда в некоторые моменты с 1378 по 1417 гг. одновременно существовало до трех римских Пап. Но в этом мире французские короли, как и любые другие человеческие

правители, слишком большой власти набрать не смогли и Авиньонского пленения римских Пап просто не случилось, поэтому де Сарсенас (в отличие от своего земного альтер-эго) до самой смерти оставался в Дижоне и заслужено был удостоен канонизации под именем Святого Амиэля Дижонского.

Глава 2. Самый лучший день…

Западная часть Дижона – район Академии, полдень

(11 апреля 1402 года, тот же день)

Проснулся я совсем недавно, и что особенно приятно – без всякого принуждения со стороны. Разве что желудок достаточно откровенно намекал, что пора бы и пожрать, однако к полудню это не удивительно. Тем более в мои «здешние» четырнадцать.

Вообще есть в этом возрасте, по-моему, хочется почти всегда. Если ты не собираешь помереть от укуса «какой-нибудь» адской твари, конечно… Но сегодня третий день как меня «подлечили», поэтому прежний – «детский» – аппетит вернулся и, наверное, даже со всей своей сэкономленной силой.

Дорогу с болот я фактически не запомнил.

К этому моменту как раз по-настоящему начало таять, и по заледеневшему за ночь насту сани первые полдня скакали так, словно мы затеяли гонки на деревянной телеге да по брусчатке. Правда, ощущал так болезненно дорогу лишь я. И дело, конечно же, было в укусе Адского пса.

Когда я его проткнул своим измененным клинком и фактически пришпилил к месту, то прежде чем маг наконец-то сумел сконцентрировать на твари свои чары и изгнать, раздосадованная такой подставой она меня довольно крепко прихватила несколько раз. Успела как минимум дважды укусить за правый бок и один – за правую же руку.

Хорошо хоть кольчуга не позволила от меня чего-нибудь оторвать, но клыки сквозь нее все же прорвались, ну и занесли некую-то адскую же гадость. В итоге Вовкины усилия приносили лишь временное облегчение, раны не закрывались, и все это превращало лечение в довольно рискованную лотерею.

Только когда мы наконец-то прибыли домой, в Бон-сюр-Сон, приятель признался что, судя по всему, единственная возможность спасти мою жизнь прямо сейчас, это покалечить – отрезать воспалившуюся руку и изрядно покромсать почерневший бок… Возможно даже удалив одно или два ребра.

Но сделать такое – так нафиг тогда вообще жизнь? Поэтому он предложил рискнуть, и попробовать добраться в Дижон, где с помощью магического источника Академии брался почти наверняка выжечь заразу.

Правда, был еще нюанс.

Из-за адской инфекции организм совсем ослаб, и просто отказывался сопротивляться, остро реагируя буквально на все подряд. К этому моменту даже просто дорожная тряска меня убивала, так что если бы река простояла еще не две, а три недели – вряд ли меня удалось спасти даже в столице герцогства.

В общем, в Дижон мы рванули ради моего лечения, едва дождавшись вскрытия реки ото льда. Ну, по крайней мере, я-то точно, а вот у моего приятеля, естественно были и другие причины торопиться. Куда приятнее – лично-карьерные, так сказать!

Наши совместные подвиги с лихвой перекрывали все его потребности в «достижениях на благо Академии» и в итоге он даже умудрился, разом перепрыгнул через важную карьерную ступеньку. Теперь Вовка был не какой-то там «лиценциат» или маг. Прошу любить и жаловать – магистр Вальдемар фон Лаубен цу Бабенберг.

И пусть магистр пока только «третьей ступени»*, но до этой поездки в ближайшие лет пять-семь он о таком и мечтать не смел…

Кстати, двухэтажный дом Вальдемара в столице был первым увиденным в этом мире жильем, хоть сколько-то соответствовавшим моим прежним земным ожиданиям.

Нет, окончательное «решение» о переходе бывшая жена с хахалем мне, конечно же, «навязали», но это ничего не меняет. Идея-то меня и в самом деле изначально заинтересовала, а потому ту, небольшую борьбу между здравомыслием и мечтательностью, сейчас можно было бы и не учитывать. Ну и ждал-то я именно чего-то такого.

Просто если бы не доставшиеся мне отблески личности Дирка, для которого мир вокруг и в самом деле был привычен и уютен, то землянину Александру Кузнецову все прежде увиденное показалось бы очень бедным, местами даже убогим, и совершенно не стоящим риска.

При всей неопределенности статуса Дирка, память его однозначно твердила, что воспитывали парня как наследника-дворянина, и жила его семья до того нападения очень неплохо. Скорее – даже богато, но это по местным меркам, естественно. А вот вполне процветавшего жителя Подмосковья местная материальная культура …скажем так, не впечатлила.

Например, комнату парня то нападение никак не затронуло, но при этом все, что в ней было – это тоненький гобелен со сценой охоты на стене у кровати, сама односпалка с несколькими одеялами, да сундук у другой стены со всем его откровенно небогатым гардеробом.

Да шерстяной коврик с оленем, помните тот – с толстым ворсом и бахромой, висящий чуть ли не в любой спальне еще во времена СССР – считался бы на фоне домашних интерьеров Дирка признаком баснословнейшего достатка! А вот доставшая мне по милости Вовки гостевая комната, выглядела тому советскому коврику прямо впору. И это не юмор, а вполне искреннее осознание ситуации!

В этом мире бархат или похожая на него ткань, ценилась очень высоко. Будь у меня сейчас штук сто таких «оленей», я бы мог неплохо расторговаться, и даже местный герцог не побрезговал бы их пристроить на стены своего замка. Правда, его могла смутить потрясающая похожесть ковров друг на друга.

Ну да, в мире ручного труда даже два столь же похожих сапога у одного мастера еще попробуй, найди…

…В общем, почти четыре дня назад уже к вечеру, едва успев прибыть в Дижон, меня прямым ходом, пусть и без сознания доставили в Академию.