Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна
Шрифт:
Три длинных пореза на щеке, старых, уже заживших. Перчатка на правой руке, лежавшей без дела. Хромота, которую он заметил еще по пути в харчевню. Похоже, темными делами занималась эта женщина. Но не так уж много было у Трясучки друзей, чтобы ими разбрасываться. И сейчас его верность принадлежала тому, кто кормит.
Он ел, а она смотрела.
– Долго голодал?
– Не очень.
– Давно из дому?
– Не очень.
– Не повезло?
– Больше, чем хотелось бы. Но я сам выбрал, чего не следовало.
– Обычно одно вытекает из другого.
– Это точно. – Он бросил нож и ложку на пустое блюдо. – Надо было прежде крепко подумать. – Подобрал остатки подливы последним кусочком хлеба. – Но я всегда был себе худшим врагом. – Помолчал, дожевывая. – Вы не сказали своего имени.
– И не скажу.
– Вот как?
– Я плачу. И будет по-моему.
– А почему платите? Один мой друг… – Трясучка прочистил горло, засомневавшись, был ли Воссула ему другом, – один знакомый говорил мне, чтоб я ничего не ждал в Стирии за так.
– Хороший совет. Мне от тебя кое-что нужно.
Трясучка ощутил во рту кислый привкус. Теперь он в долгу перед этой женщиной, и чем придется расплачиваться – неизвестно. Судя по ее виду, обед может обойтись ему дорого.
– И что же вам нужно?
– Чтобы ты вымылся для начала. В таком виде – ничего.
Голод и холод, удалившись, освободили место для стыда.
– Мне самому приятней не вонять, уж поверьте. Кой-какая чертова гордость еще осталась.
– Тем лучше для тебя. Спорим, ты не чаешь дождаться чертовой чистоты.
Трясучке сделалось еще неуютней. Такое чувство возникло, словно он собирается прыгнуть в омут, понятия не имея о глубине.
– И что потом?
– Ничего особенного. Пойдешь в курильню, спросишь человека по имени Саджам. Скажешь ему, что Никомо требует прийти в обычное место. И приведешь его ко мне.
– Почему вы сами этого не сделаете?
– Потому что плачу тебе, дурак. – Рука в перчатке раскрылась, показала монету. Сверкнуло изображение весов, вычеканенное на серебре. – Приведешь Саджама, получишь скел. Если не расхочешь рыбы к тому времени – купишь целую бочку.
Трясучка нахмурился. Невесть откуда является красотка, спасает, по всей видимости, парню жизнь, после чего делает золотое предложение?.. Таких удач судьба ему еще не подбрасывала. Но съеденное мясо всего лишь напомнило, сколько радости он, бывало, получал от еды.
– Ладно, это я сделаю.
– Вот и хорошо. А если сделаешь еще кое-что, получишь пятьдесят.
– Пятьдесят? – Трясучка аж охрип. – Шутите?
– Я что, похожа на шутницу? Пятьдесят, сказала, и, если аппетит к рыбе не потеряешь, купишь собственную лодку. И приоденешься у приличного портного. Как тебе это?
Трясучка стыдливо одернул обтрепанные рукава куртки. С такими деньгами он мог бы запрыгнуть на первый же корабль до Уфриса и прогнать пинками по тощей заднице Воссулу из одного конца города в другой. Мечта, которая только и согревала его в последнее время.
– Чего вы хотите за пятьдесят?
– Ничего особенного. Ты пойдешь в курильню, спросишь Саджама. Скажешь, что Никомо требует прийти в обычное место. Приведешь его ко мне. – Она сделала паузу. – Потом поможешь мне убить человека.
Удивления это у него не вызвало, если уж быть честным до конца. Мастером он был лишь в одном деле. И лишь за одно дело ему могли заплатить пятьдесят скелов. Он приехал сюда, чтобы исправиться. Но вышло так, как сказал Ищейка. Раз испачкал руки в крови, отмыть их не слишком-то просто.
Что-то толкнуло его в бедро, и Трясучка чуть не слетел со стула. Глянул под стол и увидел промеж своих ног рукоять длинного ножа. Боевого. Клинок, одетый в ножны, держала рука в перчатке.
– Возьми-ка.
– Я не сказал, что готов убить.
– Я помню. Это для того только, чтобы показать Саджаму, что ты настроен серьезно.
Приязнь Трясучки к женщине, заставшей его врасплох с ножом промеж ног, несколько ослабела.
– Я не сказал, что готов убить.
– Я не говорю, что ты это сказал.
– Ладно. Просто чтобы вы знали.
Он быстро выхватил у нее оружие и спрятал под куртку.
Нож льнул к его груди, как потерянная и вновь обретенная возлюбленная. Трясучка понимал, что гордиться тут нечем. Ходить с ножом всякий дурак может. И все равно тяжесть оружия казалась приятной, создавая такое чувство, будто он больше не пустое место.
Он приехал в Стирию в поисках честной работы. Но когда мошна пуста, решишься и на бесчестную. И, добравшись, куда было велено, Трясучка подумал, что менее честного с виду заведения, он, пожалуй, не встречал. Грязная голая стена без окон, прочная дверь, рядом двое громил на страже. По тому, в каких позах они стояли, смело можно было предположить – вооружены и готовы без промедления пустить оружие в ход.
Один, чернокожий южанин с длинными черными волосами, спросил:
– Тебе чего?
А второй обшарил Трясучку взглядом с головы до ног.
– Саджама повидать.
– Оружие есть?
Трясучка вытащил нож, протянул вперед рукоятью. Стражник, забрав его, кивнул.
– Иди за мной.
Дверь со скрипом отворилась.
Внутри было не продохнуть. В воздухе клубами плавал густой, пряный дым. В горле у Трясучки запершило, в груди заскребло, в глазах защипало, аж слезы выступили. Еще там было темно, тихо и жарко – слишком жарко, до духоты, после свежего уличного ветра. Фонарики из цветного стекла, не разгоняя мрака, бросали на облупленные стены зеленые, желтые и красные отсветы. Кошмарный сон, а не местечко.