Холодный дом (главы XXXI-LXVII)
Шрифт:
Роза, как видно, плакала, да и сейчас еще очень взволнована. Не успела она войти, как заводчик, встав с кресла, берет ее под руку и останавливается с нею у двери, готовый уйти.
– Вот видите, вас уже взяли на попечение, и вы уходите под надежной защитой, - устало говорит миледи.
– Я сказала, что вы очень хорошая девушка, и плакать вам не о чем.
– И все-таки, - замечает мистер Талкингхорн, чуть подвигаясь вперед и заложив руки за спину, - она, вероятно, плачет оттого, что ей жалко уезжать.
– Что с нее взять, ведь она невоспитанная, - парирует мистер Раунсуэлл довольно резким тоном, как будто
– Все может быть, - невозмутимо соглашается мистер Талкингхорн.
Роза, всхлипывая, говорит, что ей очень грустно расставаться с миледи, что в Чесни-Уолде она жила счастливо, что у миледи ей было хорошо и она бесконечно благодарна миледи.
– Полно, глупый ты котенок!
– негромко и мягко останавливает ее заводчик.
– Возьми себя в руки, если любишь Уота!
Миледи отпускает девушку мановением руки, выражающим лишь равнодушие, и говорит:
– Довольно, милая, перестаньте! Вы хорошая девушка. Идите!
Сэр Лестер, величественно отрекшись от участия в этом деле, замыкается в святилище своего синего сюртука. Мистер Талкингхорн, - неясная фигура на фоне темной улицы, теперь, правда, уже испещренной световыми бликами фонарей, - маячит перед глазами миледи, еще более высокий и черный, чем всегда.
– Сэр Лестер и леди Дедлок, - говорит мистер Раунсуэлл после недолгого молчания, - прощаясь с вами, прошу извинить меня за то, что я, хоть и не по своему почину, вновь обеспокоил вас столь скучным делом. Уверяю вас, я прекрасно понимаю, как надоели леди Дедлок все эти пустяки. Пожалуй, я сделал лишь один промах - надо было тогда же уговорить девочку уехать со мной, не беспокоя вас. Но мне казалось, - и, смею заметить, я, очевидно, преувеличил значение этого вопроса, - мне казалось, что уважение к вам обязывает меня объяснить, как обстоит дело, а считаясь с вашими пожеланиями и удобствами, я проявлю искреннее стремление уладить дело по-хорошему. Надеюсь, вы извините меня за то, что я так плохо знаю высший свет.
Сэр Лестер считает, что подобная речь вынуждает его покинуть свое святилище.
– Мистер Раунсуэлл, - внушает он, - говорить об этом нет надобности. Я полагаю, что никаких оправданий не нужно, ни нам, ни вам.
– Рад слышать это, сэр Лестер, и если вы разрешите мне напоследок вернуться к тому, о чем я говорил раньше, то есть к долголетней службе моей матери в семействе Дедлоков, - а подобная служба предполагает высокие достоинства и у господ и у слуг, - я приведу вот этот маленький пример девушку, с которой я сейчас стою под руку и которая показала себя такой любящей и преданной при расставанье; а ведь, осмелюсь сказать, это моя матушка до некоторой степени воспитала в ней подобные чувства... хотя, конечно, леди Дедлок своим сердечным участием и мягкой снисходительностью сделала для Розы гораздо больше.
Возможно, что он говорит это с иронией, однако в его словах больше истины, чем он думает. Впрочем, он говорит, не изменяя своей обычной прямоте, - только оборачивается в ту сторону слабо освещенной комнаты, где сидит миледи. Сэр Лестер встает, чтобы ответить на прощальные слова посетителя, мистер Талкингхорн снова звонит, Меркурий снова прилетает, и мистер Раунсуэлл с Розой уходят из
Вносят лампы, и оказывается, что мистер Талкингхорн еще стоит у окна, заложив руки за спину, а миледи еще сидит в кресле и перед глазами у нее еще маячит его фигура, заслоняющая от нее и ночь и день. Миледи очень бледна. Заметив это, когда миледи поднимается, чтобы уйти, мистер Талкингхорн думает: "Еще бы ей не бледнеть! До чего сильна эта женщина! Она все время играла роль". Но и он умеет играть роль - у него одно неизменное амплуа, - и когда он открывает дверь перед этой женщиной, пятьдесят пар глаз в пятьдесят раз более зорких, чем глаза сэра Лестера, не заметили бы ни единого изъяна в его игре.
Сегодня леди Дедлок обедает одна в своей комнате. Сэра Лестера вызвали в парламент спасать партию Дудла и громить клику Кудла. Сидя за обедом, леди Дедлок, по-прежнему мертвенно-бледная (и точь-в-точь такая, как о ней говорит изнемогающий кузен), спрашивает, уехал ли сэр Лестер. Да. А мистер Талкингхорн уже ушел? Нет. Вскоре она опять спрашивает: неужели он еще не ушел? Нет. Что он делает? Меркурий полагает, что он пишет письма в библиотеке. Миледи желает его видеть? Нет, ни в коем случае.
Зато он желает видеть миледи. Спустя несколько минут ей докладывают, что он свидетельствует миледи свое почтение и спрашивает, не соблаговолит ли она принять его и побеседовать с ним несколько минут после обеда. Миледи примет его сейчас. Он входит, извиняясь за то, что помешал ей кушать, хоть и с ее разрешения. Когда они остаются одни, миледи взмахом руки просит его прекратить эту комедию.
– Что вам угодно, сэр?
– Вы знаете, леди Дедлок, - говорит юрист, садясь в кресло неподалеку от нее и медленно потирая ноги в поношенных штанах - вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, - я несколько удивлен вашим образом действий.
– Вот как?
– Да, решительно удивлен. Не ожидал я этого. Я считаю, что вы нарушили наш договор и свое обещание. Это меняет наши отношения, леди Дедлок. Должен сказать, что я этого не одобряю.
Перестав потирать ноги, он кладет руки на колени и смотрит на нее. Он, как всегда, невозмутим, он не изменился ни в чем, однако в его обращении сейчас чувствуется какой-то едва заметный оттенок вольности, которого раньше никогда не было; и это не укрылось от внимания женщины.
– Я не совсем понимаю вас.
– Нет, кажется, понимаете. Думаю, что понимаете. Полно, леди Дедлок, полно, не к чему нам теперь фехтовать друг с другом и скрещивать рапиры. Ведь вы любите эту девочку.
– Ну так что же, сэр?
– Вы знаете, - да и я знаю, - что вы уволили ее не по тем причинам, которые указали, но чтобы оградить ее, насколько возможно, от...
– простите, что я об этом: говорю, во в этом суть дела, - от позора и бесчестия, которые угрожают вам.
– Ну так что же, сэр?
– А вот что, леди Дедлок, - отвечает юрист, положив ногу на ногу и поглаживая колено, - я против этого. Я считаю, что это опасно. Я убежден, что этого не нужно было делать, ибо это вызовет в вашем доме разговоры, подозрения, слухи и тому подобное. Кроме того, этим вы нарушили наше условие. Вы должны были оставаться совершенно такою же, как раньше. Однако вам, очевидно, самой ясно, как ясно мне, что сегодня вечером вы были совсем другой, нежели всегда. Это, да что говорить, леди Дедлок, это ясно всем.