Холодный город

Блэк Холли

Позади Люсьена и Элизабет Тана наконец увидела Эйдана. Тот был одет не так роскошно, как прочие – в обычную шелковую рубашку навыпуск и черные джинсы. Тана задалась вопросом, не Полночь ли выбирала эти вещи и не у Руфуса ли они их позаимствовали.

Собрав всю смелость, Тана подошла к Эйдану, старательно обходя других вампиров.

– Тана! – воскликнул Эйдан. Казалось, что он просто счастлив видеть ее. Ровно до того момента, как она ударила его по лицу.

Он отступил на шаг, несколько человек обернулись и засмеялись. Элизабет тоже

посмотрела на них, и Тане это не понравилось; впрочем, не настолько, чтобы пожалеть о том, что она сделала. Она совершенно не жалела об этом.

– Ох, – сказал он, – мне кажется, мой клык воткнулся в щеку. Это действительно больно.

Тана уперлась руками в бока и сердито уставилась на него. Она знала, что он сильнее ее и в миллион раз опаснее, но он все еще оставался Эйданом и не любил, когда на него сердятся.

Эйдан потер подбородок.

– Да ладно тебе. Я же не собирался ее себе оставить. Просто хотел, чтобы ты осталась здесь подольше. Ты же знаешь, я ненавижу один ходить на вечеринки.

– Ты скотина, – сказала Тана. – Нет, правда, невероятная скотина.

– Знаю, – ответил он с покаянным и одновременно лукавым видом. – Но раз ты оделась для вечеринки и пришла на нее, почему бы не получить от этого удовольствие? Ну, раз ты уже здесь.

– Полночь не даст тебе заскучать, – Тана протянула руку ладонью вверх. – Отдай ее. Сейчас.

– А как насчет немного потусоваться для начала? Я могу рассказать тебе кое-что интересное.

– Пожалуйста, – гнев Таны слабел, уступая место страху. Эйдан вполне мог продержать ее в Холодном городе целую вечность. Она не может заставить его отдать метку, не может вообще ничего.

Он вздохнул, увидев выражение ее лица, сунул руку в задний карман и, прикрывая метку рукой, вложил в ладонь Таны.

– Лучше никому не показывай.

Тана выдохнула от удивления и невероятного облегчения. Несмотря на алые глаза и все остальное, он оставался Эйданом. Ее бывшим парнем, ее другом. Тем, с кем она познакомилась в художественной школе – юношей с падавшими на лицо волосами, который постоянно был в кого-то влюблен и всегда был искренним, даже когда шутил. Она спрятала метку в сумку, предварительно убедившись, что это действительно ее пропуск на свободу.

– Спасибо.

– Я взял ее только потому, что хотел еще раз поговорить с тобой, когда все немного успокоятся. Я хочу, чтобы ты простила меня за то, что я сделал.

Тана не стала указывать ему на то, что злить ее, пытаясь добиться прощения, было не самым разумным решением. Сейчас все это не имело значения.

– Это не твоя вина. По крайней мере, ты виноват не во всем.

Эйдан улыбнулся:

– Ты знала, что Габриэль тоже на вечеринке? Я как раз собирался тебе сказать. Я видел его, но, кажется, он меня не заметил.

Тана машинально обернулась, но вокруг были только незнакомые лица. Она увидела двух вампиров в черных костюмах, они говорили с Люсьеном и Элизабет. Несмотря на глупое, отчаянное

желание еще раз увидеть Габриэля, Тана надеялась, что Эйдан ошибся. Эти вампиры охотились на него. Она помнила их шепот за дверью, помнила, как зубы оцарапали ее ногу, помнила мертвые глаза своих друзей. На что бы Габриэль ни был способен, Тана не желала ему встречи с такими врагами.

Эйдан кивнул:

– Да. Я хотел поздороваться и все такое, но когда подошел поближе, его уже не было.

Тана даже думать не хотела, что Эйдан мог рассказать о ней Габриэлю.

– Нужно уходить, – сказала она. – Полночь с тобой? Тут в любой момент может стать очень опасно.

– Она ищет нам новый дом. Хочет, чтобы мы вошли в семью вампиров. Братья по гнезду или еще какая-то фигня в этом роде.

– А Руфус и Кристобель? – спросила Тана.

Эйдан покачал головой:

– А что они? Кристобель хочет убивать людей. Говорит, что когда их сердца останавливаются, души увлекают тебя за собой в вечность, и на мгновение ты смотришь на мир сверху, как некий темный бог. Я боюсь ее до жути. Не хочу, чтобы она была здесь моим единственным другом.

Тана не знала, что ответить. Так несправедливо, что Эйдан стал вампиром. Он не такой, как Люсьен Моро или подростки, приезжающие сюда с мечтой об обращении. Он не должен был бороться со своей жаждой. Никто в доме Лэнса не должен был умирать. Целые районы городов не должны были превращаться в тюрьмы, обнесенные высокой стеной. Дети не должны были расти в этих гетто. Все это было несправедливо. Тана не знала, как это исправить, и собственная беспомощность убивала ее.

– Эйдан, нужно… – начала Тана.

С другого конца зала, откуда-то из-за спин Элизабет и Люсьена, вылетел блестящий кинжал. Толпа расступилась. Вампир с веснушками, которого Тана видела на ферме Лэнса, вскрикнул – кинжал глубоко вонзился в его грудь. Он вцепился в рукоять и тут же начал сдуваться, как воздушный шарик; его кожа становилась сухой, темной, пергаментной.

Седой вампир вытянул когтистую руку, как будто мог ему помочь, но было слишком поздно. Молодой скорчился, сжал кулаки, похожие на высохшие птичьи лапки. Он упал на пол, от него отваливались куски, как от осиного гнезда. Из ран текла жидкость, больше напоминавшая смолу, чем кровь.

Все смотрели на него, и Тана тоже. Она никогда не видела ничего подобного ни во время трансляций на Ютубе, ни на видео с Площади самоубийц. Никогда не видела, как древний вампир превращается в бренную плоть. Они были осторожны и почти никогда не умирали. А если и умирали, то уж точно не так. Она была так потрясена, что не услышала тихих и стремительных шагов.

Тана заметила Габриэля за мгновение до того, как тот подошел к седому вампиру. У него было еще два ножа, блестевших в каждой руке. Короткие страшные изогнутые клинки. Он обхватил вампира сзади, притянул к себе, как будто обнимал, и резким движением развел руки в стороны, отрезав голову, словно ножницами.