Холодный город
Шрифт:
Это было неприятнее всего. Она могла просчитывать свои действия, планировать, не позволять себе сдаваться, но порой мозг закатывал ей сцены, отказывался работать и заставлял истерически хохотать. В такие моменты Тана чувствовала, что ходит по краю. Если она сейчас засмеется, то уже не остановится.
Люсьен прошел через комнату и развалился на кушетке, всем видом показывая, что чувствует себя в спальне Габриэля как дома. Впрочем, это действительно был его дом. Он продолжал чистить ногти. Чем дольше Тана на него смотрела, тем отчетливее видела, что его светлые волосы тоже испачканы кровью –
Она опять почувствовала, как к горлу подкатывает смех. Очень глупо, ведь повода для веселья не было. Тана села на край кровати, избегая встречаться взглядом с Габриэлем. Она помнила, как он смотрел на нее в подвале. Что он подумал, глядя на ее перепачканный кровью рот и алые зубы? Она больше не та девочка, которая предложила подвезти его в багажнике.
И это совсем не смешно.
– Итак, – сказал Люсьен, – авангард Паука, его Corps des T'en`ebres, прибудет сегодня на закате. Сам Паук появится позже, когда все будет готово к его визиту. У нас мало времени и всего одна попытка.
Небрежность, с которой он говорил о прибытии Паука, словно вампирам – таким, как он сам, Паук или Элизабет – войти в Холодный город и выйти из него не сложнее, чем пересечь любую другую границу, заставила Тану насторожиться. Судя по всему, единственными, кто действительно заперт в Холодном городе, были люди. Хотя нет, еще вампиры, обращенные после Каспара.
Габриэль провел рукой по непослушным волосам – удивительно человеческий жест. Он пристально посмотрел на Тану, затем перевел взгляд на Люсьена:
– Просто дай мне подобраться поближе, и я его убью. Не сомневайся.
– Цепи должны быть настоящими, – сказал Люсьен. – Паук лучше кого бы то ни было знает, чем тебя можно удержать, а чем нет. Мне придется взять тяжелые стальные оковы, но мы можем расшатать несколько звеньев. Понимаешь? Все должно выглядеть очень, очень натурально.
– Да, – едва слышно сказал Габриэль. – И должны быть следы борьбы. Какие-то отметины на лице и руках, будто мы действительно боролись.
Люсьен обнажил зубы в полуулыбке-полуоскале.
– Так какой у нас план? – спросила Тана. Люсьен раздраженно посмотрел на нее, но тут же успокоился. Наверное, понял, что ей будет непросто помогать Габриэлю придерживаться плана, если она ничего о нем не знает. Или вспомнил о своем желании ей понравиться.
– План очень простой, – сказал он, махнув рукой в сторону Габриэля. – Паук приедет за своей добычей. Мы свяжем Габриэля, а когда Паук подойдет поближе – а он подойдет, – Габриэль разорвет цепи и убьет его.
Габриэль кивнул:
– Люди Люсьена накинутся на его охрану.
– И новый мир восторжествует над старым, – закончил Люсьен.
– Неплохо, – сказала Тана. Ее снова охватило странное чувство нереальности.
Вампиры собираются убивать вампиров. Люсьен и Габриэль, друзья-враги, собираются убивать других вампиров.
Она прикрыла рот рукой, пряча улыбку. Однажды они с Полиной поссорились из-за кожаной куртки, которую Тана взяла у нее поносить, а потом на нее вырвало их общую подругу Ану. Они поскандалили, неделю не разговаривали и расстраивали общих друзей тем, что огрызались
Неужели Габриэль точно так же относится к Люсьену? Смог ли он простить того, кто виноват в смерти его сестры, чье ожерелье он хранил больше века? Смог ли простить того, по чьей вине оказался в клетке и лишился рассудка?
Люсьен встал и пошел к двери.
– Еще кое-что, – тихо проговорил Габриэль с едва заметной улыбкой.
Люсьен обернулся, и что-то во взгляде Габриэля заставило его застыть на месте.
– Ты не предашь меня, – сказал Габриэль. – Знаешь почему?
– Потому что ты можешь убить Паука, – нахмурился Люсьен, медленно произнося слова, как если бы говорил с ребенком. – Ты специалист по убийству себе подобных. А мне нужна его смерть. Он ненавидит вампиров, которые открыли себя смертным, которые, как и я, стали знаменитостями. Ты дашь мне то, чего я хочу, и это недорого мне обойдется. Кроме того, ты мне почти как сын, и я очень этим горжусь.
Габриэль улыбнулся:
– Нет, ты не предашь меня, потому что иначе я выдам Пауку твой секрет. Я знаю, почему ты тогда так спешил отдать ему меня. Сначала я не понимал, но у меня было много времени на раздумья.
Люсьен кинул быстрый взгляд на стену над картиной; проследив за ним, Тана увидела блеск объектива камеры. Он следил за Габриэлем. Ну, разумеется.
Это, конечно, не было частью трансляции, если только Люсьен не выставлял свои секреты на всеобщее обозрение. Или если он хотел предать Габриэля самым простым способом – напрямую раскрыв их план Пауку. Но даже если этой записи суждено навеки остаться в каком-нибудь тайнике, Люсьен явно нервничал. Будто не хотел, чтобы слова Габриэля сохранились.
Габриэль повернулся к Тане и дальше обращался к ней. Он выглядел удивительно нормальным.
– Давным-давно ни одного вампира нельзя было обратить без одобрения небольшой группы древних. Они притворялись, что их беспокоит распространение вампиризма, но на самом деле боялись, что новые вампиры соберут армию и свергнут их. Я был Клыком и охотился на тех, кто нарушал закон. Но в основном моими жертвами были те, кто стал вампиром по ошибке.
Среди вампиров попадаются и глупые, и неловкие. Иногда солнечный свет прерывает нападение, иногда жертве удается спастись. Тогда она заболевает, обращается, а затем питается, не убивая своих жертв. То есть старается не убивать. Но в процессе она создает новых вампиров, и в скором времени начинается эпидемия.
Воображение Таны тут же нарисовало ей картину: Габриэль стоит перед испуганным вампиром, который, бурно жестикулируя, рассказывает, какую страшную ошибку только что совершил.
Она изо всех сил старалась не засмеяться.
– Каспар Моралес был другим, – сказал Габриэль. Услышав это имя, Люсьен напрягся. – Он не помнил, кто его обратил. Ему показалось, что кто-то за ним идет, а потом на него напали в темном переулке. Очнулся он дома. Окна были занавешены, а на стене кровью написано: «Передавай смерти привет». Как будто его обратили, чтобы пошутить.