Холостой для Авроры
Шрифт:
— Нет-нет-нет! — заверещала Аврора, подскакивая, потому что поняла — из широких штанин сейчас все достанут.
Но вышло еще хлеще, эльф провернул такую штуку, о которой Аврора и слыхом не слыхивала.
Справившись с одеждой, оголив ноги и живот невесты, Эль Даар жесткими пальцами впился в мягкие нежные бедра девушки, с силой развел их, и Аврора очутилась лицом… э-э-э-э… точнее, совсем не лицом к лицу эльфа.
Раскрытая.
Голая.
Беззащитная.
— Что вы творите, Ваше Величество? Стыдоба-то
Но крыша королевского дворца, кажется, съехала окончательно, вместе с мансардой, куполами и икебаной. К превеликому изумлению Авроры, Эль Даар вдруг прижался лицом к ее раскрытому телу, и несколько раз со страстью поцеловал то самое место.
Стыдное.
Буржуазно и легкомысленно подтекающее.
— Что вы дел…
От поцелуев короля эльфов у Авроры голова пошла кругом. Бедра ее задрожали, и из глаз словно звезды посыпались, когда ловкий королевский язык несколько раз коснулся пульсирующего местечка.
— Я сейчас умру…
Но бессовестный король, которого природа наградила такими длинными, но такими бесполезными, глухим ушами, все лизал и лизал, то сосредотачивая все свое внимание на тот самом месте, при прикосновении к которому искры сыпались из глаз, то чуть погружался меж мягких розовых губ.
И тогда Аврора взвизгивала, изо всех сил напрягая дрожащие мелкой дрожью бедра и впивалась изо всех сил в руки Эль Даара, удерживающие ее на месте.
Буржуазное тело понятия не имело, что там, куда стремится пролезть узурпаторский язык, и потому дрыгалось совершенно искренне, испуганно и смущенно.
— Какой чарующий девственный запах, — пробормотал развратный эльф, целуя разведенные перед ним бедра. — Какая свежая, юная, нетронутая красота…
Он, выражая свою страсть, чуть прикусил мягкую кожу на внутренней стороне бедра Авроры, и та со стоном опала, откинулась на спину, глядя изумленными глазами в далекий потолок.
«Это что он такое делает?! Это кто его научил? Что за отрыжка капитализма?! — в панике думала она, покоряясь странной развратной ласке. — За такое партбилета можно лишить!»
Потолок тоже был не коммунистический. Ни трещин, ни старой побелки, которую надо было б освежить. Словом, предательский потолок тоже не мог помочь Авроре справиться с волнением и отвлечь ее от разврата умными и нужными, серьезными мыслями.
Меж тем развратный эльф, поглаживая Аврору языком, осторожно положил свои чуткие пальцы туда, на сочащуюся влагой дырочку. Они чуть нажимали на чувствительный вход, и Аврора прикусывала от стыда губы, чувствуя, как от каждого прикосновения ей становилось нестерпимо стыдно и так же нестерпимо хорошо. Так, что влага исторгалась из ее тела еще и еще, мягкими приятными толчками.
— Я не позволю, — шептала Аврора, ерзая и стараясь отползти от горячего рта эльфа, от его пальцев, дарящих ей неземное наслаждение. — Нельзя!
— Мне можно, — парировал король, одной рукой лихорадочно срывая с себя расшитую золотом одежду. — Я — король.
— Но не муж! — возмутилась Аврора.
Но подлый монарх погладил ее сжатыми в щепоть пальцами так чувствительно, что она заскулила, подрагивая на этих пальцах, и прикусила язычок, чтоб не застонать в голос.
Юное эльфийское буржуазное тело в настройке и работе оказалось чувствительным, как японский телевизор «Панасоник», в сравнении с советским ламповым «Рассветом»!
Каждое прикосновение, каждая ласка отзывались дрожью, Аврора извивалась и так, и сяк, но не могла никак прийти к партийной невозмутимости и твердости, с какими полагалось вкушать мужеские любовь и ласку приличной революционной женщине.
— Свадьба завтра! — хрипнул распаленный Эль Даар, и его коварные пальцы толчком нырнули в тело Авроры.
Боль обожгла нежное, чувствительное тело юной эльфийки, Аврора вскрикнула, выгнувшись дугой, и тут же смолкла, дрожа, как раненый зверек, в руках Эль Даара.
«Что я, в самом деле, — коря себя за стыдную минуту слабости, думала она. — Как будто мне на заводе железная болванка на ногу не падала!»
Пальцы Эль Даара, острее отточенной закаленной стрелы, лишившие Аврору эльфийской невинности, пробившие оплот ее добродетели, поглаживали ее уязвленное местечко, растирая влагу и кровь.
— Теперь, — веско произнес он, глядя в ее перепуганные глаза, — вы от свадьбы не отвертитесь, дорогая!
— В штольню сгодится и шлюха, — заплетающимся от пережитого потрясения языком произнесла Аврора.
— Кто же вас туда отпустит, — тихо рассмеялся король, прижимаясь голой грудью к обнаженному горячему животу Авроры. — Кто ж вас отпустит…
Не соображая, что делает, Аврора вдруг поддалась странному порыву, что закипел и родился в ее душе. Она обхватила Эль Даара за шею и привлекла его к себе. Губами отыскала его губы, и поцеловала его сама, так страстно, как только могла.
У эльфа, кажется, икебана отслоилась от головы. Потрясенный сменой гнева на милость с поистине космическими скоростями, сбитый с толку перепадами от «пошел вон» до «ты мой», он бросился в омут страсти так же отчаянно и бездумно, как и революционерка.
— Ты сведешь меня с ума, горячая дочь рассвета…
Аврора молчала.
И когда он ухватил ее крепко, укладывая поудобнее, и когда он обнимал ее бедра, и когда опустился на нее — молчала.
Его член, напряженный и красивый, толкнулся в саднящее болью местечко, но Аврора упрямо и мужественно закусила губы, терпя боль от первого проникновения. И Эль Даар снова рассмеялся, глядя на ее маленькую отвагу.
— Теперь ты моя, Авриэль. Навсегда.
Его тело двинулось, член проник в тело Авроры, и та не сдержала стона, откинулась назад, блаженно прикрыв глаза.