Хома Брут
Шрифт:
– Голоден небось, хлопче?
«Спрашиваешь еще»,– подумал про себя бурсак, а вслух сказал: – Ей-богу, голоден! В животе как будто кто колесами ездит!
– Ну-ну,– улыбнулся шинкарь и, покачиваясь, поспешил из горницы.
«Кажется, печь растапливает,– прислушался парень, оглядывая унылый шинок.– Не похоже, чтобы здесь было что пожрать!»
На мгновение ему показалось, что в дальнем углу промелькнула тень. Бурсак встревоженно уставился туда. Освещение было таким тусклым, что таращиться бесполезно, все равно ничего не разобрать. Решив, что это могла быть крыса, Хома успокоился.
Послышались
Хома жадно глянул на угощение. По всему шинку раздалось голодное пение его живота.
– Ну, чего же ты робеешь? – рассмеялся шинкарь.
– Хозяин,– у парня даже голова закружилась, так сильно он хотел есть.– Значит, по рукам: деньги на обратном пути?
– По рукам,– ухмыльнулся шинкарь, и его лицо стало серьезным.– Меня Горивит зовут, запомнишь?
– Запомню,– кивнул бурсак.– А я философ Хома Брут, иду из семинарии на кондицию к зажиточному пану,– зачем-то прибавил Хома и, не дожидаясь ответа Горивита, жадно припал к одной из чарок. Густая горилка потекла по усам, бурсак враз повеселел и стал разговорчивее:
– А что, Горивит, дела идут не очень?
– Это почему ты так решил? – Шинкарь отвернулся и взял из угла метлу.
«Ясно же, что неважно,– подумал Хома, опустошая вторую чарку.– Прислужницы даже нет. Ну да не стоит его злить».
Хозяин погрузился в свои мысли и стал мрачно подметать шинок, покачиваясь и сердито косясь по углам.
Согревшись, Хома обмяк и расслабился. Глядя на сутулую спину Горивита, он вяло думал: «Эк удачно сложился вечер! Всяко лучше, чем в поле ночевать!»
Съев и выпив все, что подал хозяин, Хома хотел окликнуть Горивита, но тут откуда-то из угла выпрыгнул страшно уродливый кот. Выскочив под ноги испуганно схватившемуся за сердце шинкарю, котяра уселся перед столом, уставившись на Хому недобрыми мутными глазищами. Морда у кота была паскуднейшая. Оба глаза заплыли бельмами, и весь он был невозможно потасканный, облезлый, горбатый и ужасно наглый.
Парень даже замахал руками под его тяжелым взглядом:
– Сгинь! – и перекрестился три раза. Котяра препротивнейше зашипел и медленно побрел прочь, пропав из виду.
– Что, напугал он тебя? – выдохнув, ухмыльнулся шинкарь.
– Ну и мерзкий котяра! – признался бурсак. – Твой, что ль?
– Достался вместе с шинком,– угрюмо ответил Горивит и глянул на пустые чарки.– Еще горилки тебе?
– Можно,– удивленный такой щедростью, Хома так и замер.– Сейчас у меня с собою вон только… – он вынул из кармана медяки и, положив на стол, придвинул к Горивиту.
Шинкарь со вздохом взглянул на медяки.
– Убери,– и, взяв чарки, пошел за новой порцией. Смутившись, Хома протянул руку и сунул полугроши обратно в карман.
Откуда ни возьмись снова вылез котище и, по-хозяйски развалившись на полу посреди шинка, злобно уставился на семинариста больными глазами.
«Ну и страшилище,– Хома перекрестился.– Такой всех посетителей распужает! Но, может, он мышей да крыс хорошо ловит?»
Кот равнодушно отвернулся от парня, свернулся клубком и, кажется, задремал.
Тем временем показался хозяин с полными чарками горилки в руках. Не заметив кота, шинкарь споткнулся об него и, не успев выставить руки, грохнулся на пол и опрокинул чарки. Горилка потекла по полу и по одежде. Громко взвыв, котище вытянул когти и прыгнул мужику на ноги. Горивит заорал во всю глотку и, перевернувшись, замолотил кулаками по коту, стараясь стряхнуть его: «Тварь!»
Охнув, Хома бросился на помощь шинкарю, оттаскивая от него истошно воющего котяру. Тот бился как дикий зверь, тараща жуткие глаза и плюясь во все стороны. Лапы у него оказались удивительно мускулистыми и противными на ощупь даже больше, чем на вид. Изрядно попотев, Хома насилу оторвал его от Горивита. Наконец побежденный кот отстал и с мерзким шипением уполз куда-то в угол.
Шинкарь обалдело оглядел залитые горилкой штаны и истерзанные ноги. Потом схватил Хому за руку, чтобы подняться.
– Ну и скотина! – он испуганно озирался по сторонам. Руки у него дрожали.– Давай-ка выпьем! – в отчаянии предложил он и, ссутулившись, поспешил за новой порцией горилки.
– Почему б не выпить? – ухмыльнулся ему вслед Хома, довольно пригладил усы и, развязав зипун, по-хозяйски плюхнулся на лавку.
Хозяин вернулся с четырьмя чарками горилки и, расположившись рядом с гостем, принялся жадно пить.
– Спасибо тебе, Горивит! – Хома с таким удовольствием припал к чарке, что у него на глазах заблестели слезы счастья. Горивит ничего не ответил.
Молча и торопливо они выпили по две чарки. Подмигнув Хоме, хозяин резво принес еще.
– Нет, ну какой противный кот! – захмелев, обратился к нему Хома.– Шибко он тебя?
– А! – Горивит равнодушно показал на дырки в штанах. Сквозь рваную ткань виднелись кровавые подтеки.– Не впервой,– грустно хохотнул хозяин.
– Да гнать его надо! – разошелся Хома и ударил кулаком по столу.– Ишь, чего творит!
В углу снова промелькнула тень. Парень сжался, испугавшись, что кот, услышав его слова, вдруг выскочит и вцепится ему в лицо.
– Надо,– уткнувшись в чарку, Горивит совсем помрачнел и явно не желал поддерживать беседу.
Зато захмелевший Хома был необычайно доволен. Чем больше заполнялся его живот, тем сильнее теплело у него на душе. Ему было так хорошо, что захотелось обнять весь мир, даже противного кота и угрюмого хозяина. Зажмурившись, бурсак затянул песню:
Там, у вишневом у саду,Там соловейко щебетал.До дому все просилась я,А он меня не отпускал.Ты милый мой, а я твоя,Пусти меня, взошла зоря.Проснется матушка моя,Захочет знать, где я была.– А ты на то ей дай ответ:– Была чудесной майска ночь.Весна идет, красу несет,И рады все ее красе!