Хома Брут
Шрифт:
Тяжело зашагав прочь, он скрылся в дверях семинарии.
– Зачем саблю-то? – испуганно выдохнул Хома. Ответа не последовало.
Через полчаса, получив все, как наказал ректор, голодный бурсак отправился в путь, горюя о сбежавшем поросе и взволнованный внезапно представившейся ему кондицией.
На выходе с площади его поджидали, сидя на брусчатке, богослов Халява и ритор Тиберий. Тиберий подскочил при виде философа и подбежал поближе, сгорая от любопытства,
Разглядывая свои дырявые сапоги, Халява недобро ухмыльнулся в черные усы:
– Что, задал тебе ректор крупного пороху?
– Нет,– с усмешкой ответил Хома, выпятив грудь колесом, и, не останавливаясь, прошел мимо них.– На кондицию отправил. К зажиточному пану.
– Да как же это?! – богослов мгновенно забыл про сапоги. Тяжело поднявшись, он поспешил за философом.– Это за какие такие заслуги?!
– За разные.– Хома деловито прикурил люльку.
– А сабля у тебя откуда? – семеня за ними, ритор удивленно открыл рот.
– Подарок от ректора,– хмуро отмахнулся философ и поправил дорожный мешок на плече.
– Ух ты, какой пышный! – богослов смачно сплюнул табак из люльки на землю.– Чую, что-то здесь нечисто!
– У тебя кругом все нечисто! – Хома поджал губы и продолжил шагать, мрачный как грозовая туча.
Тиберий остановил его, робко встав посреди пути и схватив за краешек жупана:
– Ну, расскажи, а? Шибко любопытно.
– Сам не знаю, что и рассказывать,– выдохнув, философ поник. Вся его спесь разом улетучилась. – Сперва я думал, что он меня накажет за порося, а он раз – и про пана заговорил. Говорит, ежели буду стараться, через год купят мне новые сапоги, а может, даже сюртук.
Халява присвистнул.
– Нечему тут радоваться! – признался Хома и, не сбавляя шага, с досадой пнул камень.– Ох, и не нравится мне это!
Горбатая старушка, медленно шедшая им навстречу, завидев бурсаков, мгновенно перебралась на другую сторону улицы, не забывая оглядываться и креститься без устали. Пройдя всю улицу, бурсаки вышли к безлюдной поляне.
– Такая честь! – размечтался Тиберий, едва поспевая за Хомой.– Ну, правда, чего ты тревожишься? Работенка хорошая, да и награда щедрая!
– Тоже мне радость, обучать мелкоту,– остановившись, пробубнил Хома.– Может, враки одни, что заплатят! – он сердито вытер нос рукавом, оглядываясь вокруг.– Отправил бы ректор меня, дурака, когда столько желающих! Явно, тут что-то нечисто! – Нащупав табак, Хома снова набил люльку и уселся на землю возле ясеня. Тупая сабля звякнула о сапог.– Еще как дурень тащусь с оглоблей этой! – бурсак сердито осмотрел тупое острие хлипкой сабли.– Такой только каравай резать! Одно пальцы изранишь!
– Ну, хочешь, я вместо тебя пойду? – пристраиваясь рядом, наивно спросил Тиберий.
– Куда тебе?! – отмахнулся философ.
– Полно тебе жаловаться,– хохотнул Халява, опускаясь на землю.– Надо пожрать раздобыть! И идти станет веселее!
– Нате вот! – Хома равнодушно сбросил с плеча походный мешок и, развернув его, вытащил хлебные сухари и сушеные фрукты.– Жрите!
Халява и Тиберий переглянулись и мгновенно набросились на припасы.
– А ты как же? – прочавкал ритор с набитым ртом.– Путь-то, небось, неблизкий?
– Придумаем,– Хома равнодушно хмыкнул.– На этом все равно далеко не уйдешь!
– Это точно! – Дожевав последний сухарь, Халява смахнул с усов крошки, прилег на траву и прикурил трубку.– Нужно дождаться сумерек да и отправляться в рейд. Я помню, сразу возле шляха будет дивная полоса огородов.
– Мне спешить нужно,– пуская кольца дыма, лениво засомневался Хома.
– Куда тебе спешить-то? – заржал богослов. – Сам сказал: дело темное, не пойми куда идешь! Так что спешить некуда, спи! – с этими словами он закинул здоровенные ручищи за голову и вскоре захрапел. Хома с Тиберием не мешкая последовали его примеру.
Проспав несколько часов, Хома проснулся оттого, что тело затекло – неудобно лежать на твердой земле, да еще и облокотившись головою о ствол дерева. Потянувшись, парень растолкал друзей, лениво отмахивающихся и не желающих вставать, и троица наконец двинулась дальше.
Когда пришли они к огородам возле старых покосившихся хат, уже вечерело. Грядки, про которые говорил Халява, вид имели совершенно разграбленный.
– Видать, бурса уже побывала здесь,– хихикнул Тиберий.
– Эх, рано, светло еще,– со знанием дела проворчал Халява.– Нужно темноты подождать!
– Глядите, вон нетронутый! – Хома заприметил аккуратный огород в стороне от остальных.
Бурсаки переглянулись и, пригнувшись, рванули по грядкам.
Схватив спелую тыкву, Хома с трудом перерезал длинный стебель, неловко орудуя саблей, и запихнул ее в дорожный мешок. Халява одну за другой резал дыни ножом, рассовывая их в огромные карманы шаровар. Тиберий, замешкавшись, испуганно глазел по сторонам.
Вдруг за спиною философа раздался выстрел, и мимо виска что-то пролетело. Замерев, бурсаки обернулись, поглядев туда, откуда стреляли. На пороге покосившейся хаты стоял хилый дед в драных шароварах и перезаряжал ружье.
– Сейчас я вам покажу, бурсачье отрепье! – грозился дед, трясущимися руками засыпая порох.
Из хаты выскочила сухая старуха и замахала на деда руками: «Да ты чего, старый! Это ж голодные дети!»
– Не ввязывайся, баба,– дед оттолкнул старуху и, наспех закончив заряжать, прицелился.