Хомо Аструм
Шрифт:
— Он — родной брат Джоя. Я не хотел ничего говорить, пока вы с ним не встретитесь. — Санди вместе со мной подошел к дверям офиса. — Джой снова прислал мне письмо. Он написал, что Ан собирается приехать ко мне, и попросил, чтобы я присмотрел за ним и по возможности помог устроиться.
— Как ты думаешь, я знаю, кто такой Джой, или нет? — Я пинком распахнул дверь. Она с грохотом ударилась об стенку.
— Он — один из мужей моей семьи. Один из тех, кто написал письмо, которое вы читали...
— Да, конечно...
Я вспомнил кусок смятой бумаги.
— Я подумал: будет
— Совсем мальчик. — С этими словами я стал перебирать почту, пришедшую после обеда, но потом понял, что все равно не удастся сосредоточиться, и запихнул все конверты и рекламные листки разом в карман своего рабочего комбинезона.
В последний момент я заметил, что одно из писем сверху пачки адресовано Алегре из лаборатории. Конверт был надписан твердым мужским почерком. Обычно вся ее корреспонденция приходила на мой адрес, а я посылал кого-нибудь отнести письма ей домой... Это письмо я отложил в сторону.
— Ан навестил нас однажды, когда ему стали разрешать раз в неделю отлучаться из тренировочного центра, где проходят подготовку все юные золотистые, — продолжал Санди. — Джой и родители Ана жили тогда среди тростников в устье широкой реки. А мы жили чуть дальше, в каньоне Падшего Хрома, ан и Джой сблизились, несмотря на то что Джой мой ровесник, а Ану тогда было всего лет восемь или девять. Думаю, Джой единственный, кто на самом деле знает, через что прошел ан, так как они оба золотистые.
Удивляясь все больше, я повернулся к Санди.
— В твоей семье был золотистый?
— Конечно, — ответил Санди, непонимающе уставившись на мое удивленное лицо. — Джой...
Так как я не мог просто так стоять разинув рот, я занялся письмом, адресованным Алегре.
— Давно подмечено, что все золотистые нетерпимы к обычным людям и долго могут выносить лишь существ собственного племени. Но в центре галактики существует правительственная организация, поддерживающая программу принятия золотистых в полисемьи.
— Словно ложка дегтя в бочку с медом, — кисло пробормотал я, проведя черным ногтем по клейкому сгибу письма.
— Верно. Однако тут все намного сложнее, босс. Я помню, они выдвинули теорию о том, что мальчикам из золотистых полезно подобное психологическое испытание. Оно укрепит их. Когда Ан, приехав к нам, заговорил об этом, у меня от его речей слезы на глаза наворачивались.
Я вытянул из конверта послание, адресованное Алегре.
— Я рад, что они могут придать воспоминаниям малышей определенную окраску или вообще вычистить их из памяти...
— Ничего хорошего в этом нет. — С этими словами я отбросил теперь уже ненужный конверт в сторону.
— ...ничего хорошего... — вторила мне звуковая пластинка.
Госпожа Полоски и я тоже пару раз пользовались услугами этой лаборатории. Думаю, каждый из механиков этой станции может сказать то же самое. Видимо, послание было на середине, потому что стоило мне еще раз коснуться листика-диктофона, как он зажужжал, возвращаясь в первоначальное состояние, чтобы зачитать все с самого начала.
— Вы знаете, — продолжал Санди, — Джой немного отличался от остальных золотистых. Он не понимал некоторых вещей...
— Алегра, — старческим голосом тихо забормотал листик-диктофон. — Мы, рады, что получили мочу, которую ты послала нам через мистера Ратлита в прошлый вторник...
— ...А кроме того, Джой был одним из самых сладострастных людей. Никого более охочего до этого дела я не знаю. Наверное, поэтому с ним легко было ужиться. Может, поэтому он много...
— ...и сейчас, когда уже прошла неделя, мы хотим напомнить: наша фирма выдает результаты анализов немедленно, но необходимо сделать повторный анализ через семь дней... Мы рады сообщить вам, что скоро у вас родится ребенок. Однако...
— ...Верно, он был не таким, как мы. Реакция у него была получше. Он ничуть не походил на золотистых глупцов, расхаживающих по этой Станции...
— ...но отцовство принадлежит не мистеру Ратлиту. Если вас интересует, для ваших евгенических записей, на будущее, кому же принадлежит отцовство, то пришлите нам анализы всех возможных кандидатов, и мы будем счастливы, помочь установить, кто из вашей полисемъи отец ребенка...
— ...Не могу понять, босс, как люди могут подолгу жить в дыре наподобие нашей Пересадочной Станции. Именно поэтому я хочу отправиться дальше...
— ...Благодарю вас за то, что воспользовались моими услугами. Был рад сообщить вам приятную новость. Помните, если у вас какие-то проблемы, звоните. — И после долгой паузу диктофончик повторил моим голосом:
— ...ничего хорошего. — Значит, в тот момент, когда я вытаскивал его из конверта, он был настроен на запись...
Дослушав запись до конца, я повернулся к Санди.
— Ты занимался... любовью с золотистым?
Снова перемотавшись, письмо заговорило, повторяя все с самого начала, и я, приглушив звук, отложил его в сторону.
— Санди, — снова обратился я к своему помощнику, — тебя наняли потому, что ты хороший механик. Занимайся тем, за что тебе платят. Иди работай.
— Ох, извините, босс...
Быстро пятясь, он выскользнул из офиса.
Я присел.
Может, я слишком старомодный, но когда кто-то убегает, бросив больную девушку, к тому же в положении... мне это не понять. Это был последний маленький штришок трагедии. Теперь я понял, почему улетел Ратлит. Для формального подтверждения анализов требовалось семь дней. При физическом состоянии Алегры беременность для нее была так же смертельна, как и аборт. Любой из известных мне методов аборта убил бы ее. Ратлит прочитал результаты и не показал их Алегре. Это были известия, которых она боялась. Ратлит же знал, что Алегра умрет в любом случае. И поэтому украл ремень золотистого. «Любить кого-то — значит не представлять себе жизнь без этого человека», — сказала как-то Алегра. Когда кто-то убегает, бросив умирающую девушку, у него должны быть на то веские причины. У меня в голове словно соединились две критические массы. Этот взрыв перевернул мир в моих глазах, хотя я думал, будто отлично понимаю, что к чему...