Хомские тетради. Записки о сирийской войне
Шрифт:
Палачи оповещали о своем приходе, крутя во все стороны дверную ручку, чтобы узники успели прикрыть лица одеялами: за ослушание могли казнить.
Он уверен, что избивавшие не были врачами. По его мнению, это агенты секретных служб. Он показывает шрамы на щиколотках и — менее заметные — на запястьях: это следы от цепей.
В военном госпитале 3. оставался в общей сложности двадцать пять дней. Умер ли за это время еще кто-нибудь, он не знает. Правда, у одного из истязаемых была совершенно разбита спина.
Когда неделю назад 3. освободили, то сначала привезли во Дворец правосудия. Был суд, ему вменяли ношение оружия, подстрекательство к бунту, содействие вооруженным группировкам, неповиновение властям и прочее в том же роде. «Следователи тебя избивают, избивают, избивают и в конце концов навешивают на тебя такой список
60
Эту амнистию 15.01.12. объявил Башар Асад, но, по сути дела, ходу ей не дали.
Когда мы собираемся уходить, 3. смотрит на меня блестящими глазами и делает приветственный жест. А потом говорит: «Эти люди меня убили, я должен был остаться там».
Около 14 часов. В пригороде собрался митинг протестующих против доклада Лиги арабских государств. Доклад здесь не понравился: слишком недружественный тон. Выступающие требуют, чтобы представленное ими досье было передано Лигой в Совет Безопасности.
Во время митинга собравшиеся поднимают на плечи какого-то офицера вместе с его калашом, а остальные скандируют: «Да здравствует Свободная армия!» Этот офицер — naqib, он только что дезертировал из правительственных войск. Люди выкрикивают лозунги, требующие от международного сообщества защиты. Они хотят, чтобы здесь была объявлена бесполетная зона. И еще призывают объявить джихад.
На митинге — Бассам, все такой же внушительный и харизматичный, с пламенным взглядом. После митинга мы немного прошлись с доктором Али и одним из его друзей. Съели foul, стоя возле бродячего торговца в толпе мальчишек. На многих из них — голубые и оранжевые шапки и шарфы. Это цвета хомского футбольного клуба Аль-Карама, вратарь которого Абдель Бассет Сарут объявил себя сторонником революции. Мы хотим угостить foul Бассама, но он отказывается: он соблюдает пост уже полгода, каждый день, за исключением большого и малого Байрама, во время которых говеть запрещено: «Когда пощусь, я становлюсь сильнее. Это укрепляет мой дух», — объясняет он. Мы подходим к жаровне с горячими углями, чтобы погреться. На улице по-прежнему лютый холод, серое небо тонет в тумане, сквозь который смутно проступают силуэты ближайших домов и минареты мечети. Над крышами закладывают виражи стаи перелетных птиц. С разных сторон доносятся звуки автоматных очередей, потом призыв на молитву.
Пошел снег, он падает крупными хлопьями.
Заходим к одному человеку, здесь же, в квартале. Ему лет тридцать, лицо изуродовано пулей. Его немного подлечили, он может говорить, но правая сторона лица, особенно вокруг глаза, чудовищно распухла. Держится очень напряженно, до сих пор не может прийти в себя от страха. Ему нужны еще две или три операции: одна — чтобы восстановить кость щеки, вторая — косметическая и еще одна — поправить глаз. Но каждый поход к офтальмологу, к которому приходится идти мимо КПП, повергает его в ужас. След от ранения на лице останется.
Все произошло полтора месяца назад, на главном проспекте, когда еще существовал армейский блокпост в центре Баба-Амра. День был спокойный, никаких инцидентов. Он переходил проспект со своим братом, и с блокпоста начали стрелять — безо всякого повода. Услышав свист пуль, они бросились бежать. Улица, перпендикулярная проспекту, была уже в двух шагах, на бегу он наклонил голову, и пуля вошла ему в верхнюю часть щеки и вышла под глазом. Его передали САС, а оттуда переправили в Красный Крест, видимо, в местное отделение в Инша’ат. А уж Красный Крест отвез раненого в частную клинику «Аль-Бирр». В этой больнице был полицейский пост. Там проверили, не объявлен ли он в розыск, составили рапорт, но в mukhabarat не сообщили. Чтобы избежать проблем, его родственники приехали его забрать на следующий же день после операции.
Парень отказывается фотографироваться, его старший брат, который нам все это рассказал, тоже. Оба сильно напуганы.
Рядом, в парке, бегают мальчишки, играют и кричат, а сверху мягко падает влажный снег.
Снегопад прекратился довольно скоро. Когда мы ели холодный фалафель в какой-то забегаловке, неподалеку раздался взрыв, за ним — автоматные очереди.
Некоторое время мы проплутали в тумане, пока какой-то солдатик не предложил нам показать место взрыва. Оказалось, что это в одном из переулков возле небольшой круглой площади, за которой начинается улица Бразиль: две ружейные гранаты, одна из которых не взорвалась, легли недалеко от одного из последних блокопостов САС. Мы рассматриваем неразорвавшийся снаряд и уходим. Солдат, которого зовут Абдулкадер, объявляет: «Вам надо уйти. Рияд аль-Ассаад сказал, что вам нельзя оставаться, это опасно, опасно для вас. Армия вполне может атаковать квартал, как они это сделали, когда здесь была группа Жакье».
Как уже было сказано, наше пребывание там протекало на фоне непрекращающихся конфликтов и разногласий с некоторыми гражданскими активистами и бойцами Свободной армии. Райеду неоднократно приходилось отбиваться от попыток, иногда довольно настырных, стереть кое-что из сделанных им снимков. И всякий раз, чтобы погасить страсти, в конфликт вмешивался член Военного совета Муханнад аль-Умар. Прибегнуть к его помощи нам пришлось и на этот раз.
Звоним Муханнаду: «Вернитесь к Хасану. Я буду минут через двадцать». Мы возвращаемся. Хасан с друзьями поджидают нас, на столе — еще горячая жареная курица с хумусом, на которую я радостно набрасываюсь, пока Райед — на всякий случай — делает запасные копии только что отснятого материала.
Приходит Муханнад. Все садятся в кружок, начинается серьезный разговор. Муханнад тихо спрашивает у Райе да: Ты увидел то, что хотел? Что вас еще интересует? Райед признает, что сейчас обстановка лучше, чем когда он приезжал в первый раз; благодаря тому что власти убрали отсюда армейский КПП, в квартале стало спокойнее. Нам бы хотелось попасть в Халдию, а потом, может быть, и в Тельбизи [61] и поговорить там с его знакомыми. «Кто провел вас через границу с Ливаном?» — «Абу Брахим». Беседа продолжается. Муханнад спрашивает о сложностях с посещением первой клиники, той, которой заведует Абу Бари. Райед объясняет: нам бы хотелось там поснимать. Муханнад: «Больше не надо ходить к Абу Бари. Мы специально для вас перевели тех раненых в другую клинику».
61
Большой поселок в десяти километрах от Хомса, опорный пункт САС.
Они с Хасаном обсуждают легкую стычку с Джедди, который в первый день ушел, хлопнув дверью. Муханнад: «Ответственный за информацию не имеет права так себя вести, это недостойно. Ему следует извиниться. Извиниться должны все, кто плохо повел себя с вами. Если вы готовы продолжать работать, никто не имеет права ставить вам палки в колеса. Вы здесь желанные гости. С вами останется Имад, и проблем больше не будет».
Муханнад рассказывает об офицере криминальной полиции по имени Абу Али Мунзир, который с двумя подручными shabbiha похитил четырех девушек. Это тот самый, о котором говорила девица в клинике Абу Бари. Прямо в нашем присутствии Муханнад звонит ей и получает от нее все пять имен, которые мы уже знаем, а потом и шестое. Есть еще три девушки, которых Мунзир держит в заточении, но их имена неизвестны. В общей сложности получается девять.