Хонорик выходит на дело
Шрифт:
Макар уверенно подбросил монетку, она мягко, даже не покатившись, упала на ковер. Брат с сестрой нагнулись, стукнувшись лбами...
– Ой!
– вскрикнула Соня, потирая лоб.
– "Орел". Везет тебе!
Макар даже не дотронулся до лба: не до того было. Уверенность в том, что монетка совершенно необычная, вернулась к нему.
– А я, - пробормотал он, - что тебе говорил? С нами спорить бесполезно!
Он не заметил, что опять объединил себя с монеткой в одно целое - "с нами". А как же иначе, если Макар был в ней уверен, и монетка оправдала его ожидания?
Но когда Соня ушла, почему-то стало не очень спокойно. Немножко страшновато. Конечно, в своей квартире Макар ничего не боялся, но ведь таинственность всегда пугает... Слишком уж живой и умной, совсем не по-копеечному, была монетка! Если даже Соню помогла так спокойненько переспорить...
Макар положил монетку на стол и посмотрел на плакат. Нашел привычным взглядом Малую Бронную, Патриаршие пруды, свой дом. Опять почему-то вспомнилась глупая страшилка: "В большом темном городе есть большой темный дом..." Если ее продолжать, то в конце может появиться и темная монетка. Тьфу! Прицепилась же эта страшилка... При чем здесь эти глупые слова? И монетка совсем не темная - так, потускневшая от времени. Вообще-то надо ее обновить - оттереть чем-нибудь, чтобы она засверкала, как новая.
Макар нашел бархатную тряпочку, которой мама вытирала пыль с музыкального центра, и начал тереть монетку. И сразу же на кухне почему-то громко, как труба, загудел кран. И еще какой-то громкий звук, будто наверху уронили что-то тяжелое, раздался в стенах.
Может, эти звуки и были совершенно самостоятельными, но Макару стало не очень-то по себе. Тревожно стало! Он перестал тереть монетку и прислушался. Тихо. Он подождал несколько минут и опять осторожно подвигал бархоткой. И тотчас ворона на старом тополе, который рос во дворе, каркнула так громко и отчетливо, что Макар пригнул голову, словно ворона сидела прямо над ним.
Он положил монетку, оставив ее в бархотке, на стол. Во рту стало сухо - все никак не удавалось сглотнуть. Макар подумал, даже мысленно заикаясь: "Ни-ничего с-себе!"
Как-то не очень хотелось сидеть на месте! Двигаясь почему-то медленно, как в кино при замедленной съемке, Макар вышел в прихожую, переобулся, натянул ветровку.
"Лучше сейчас на улицу выйти, - подумал он.
– Неплохо бы проветриться".
Но, открыв дверь, он бегом вернулся в комнату, схватил со стола монетку и так же быстро выскочил из квартиры.
Внизу на лестнице раздавался знакомый топот. Так топотал только Ладошка - он всегда впечатывал подошвы в ступеньки, будто забивал ими невидимые гвозди. Наверное, именно так ему казалось - очень уж старательно, с прицелом, топал он ногами.
Макар шмыгнул в нишу - просто по привычке, даже не подумав, для чего он это делает. Не всегда ведь можно объяснить самые простые свои действия!
Соня с Ладошкой приближались. Грохот шагов наполнил подъезд.
– Тише ты!
– прикрикнула Соня.
– Стены обрушатся.
– Не обрушатся!
– весело ответил Ладошка.
– Они крепкие.
Макар уже собирался скорчить страшную рожу и выглянуть из ниши, чтобы в шутку испугать Ладошку. Так он делал много-много раз, и Ладошка уже не боялся, а только добродушно хмыкал: мол, опять твои дурацкие приколы? Да, собирался Макар и скорчить рожу, и выглянуть... Но произошло это само собой, без всякого руководства своим лицом и телом! И не выглянул Макар, а вылетел из ниши пулей.
Потому что, как только он пошевелил в кармане пальцами, нащупав монетку, - прямо, как ему показалось, из-под его руки проскрипел голос:
– И кто это грохочет так? Конь вороной!
Тут Макар и вылетел навстречу замершим от неожиданности Соне и Ладошке. Наступила непривычная тишина.
– Что с тобой?
– спросила изумленная Соня.
– Воробьишка!
– сказал Ладошка.
– Испуганный воробьишка.
– Сам ты воробьишка, - машинально ответил Макар и оглянулся.
Он тяжело дышал, будто только что убегал от кого-то. Поманив пальцем Соню, Макар сделал несколько осторожных шагов к нише.
– Т-с-с, идите сюда, - шепнул он и на всякий случай взял Ладошку за руку.
Он даже хотел зажать ему рот, но удержался. Ладошка бы, наверное, этого не понял, стал бы упираться и еще завопил бы, чего доброго.
Макар успел подумать, что они сейчас похожи на каких-нибудь сказочных героев, которые приближаются к таинственной пещере, чтобы заглянуть в нее. Например, на Кая и Герду - так, кстати, часто называли их в детстве - из-за Сониной красоты, наверное. А кем же был в таком случае Ладошка? Конечно, маленьким разбойником. Не разбойницей, как в сказке, а разбойником - очень уж подходила ему эта роль. Он был таким вертлявым, шустрым, непредсказуемым, в любую секунду мог вытворить что-нибудь неожиданное. Топнуть ногой, бросить боевой клич... И если ему не понравится, что его держат за руку, может сделать вид, что пытается укусить, - и вырвется, обязательно вырвется! Маленький разбойник, что и говорить.
Но сейчас "маленький разбойник" вел себя смирно. Он смотрел то на брата, то на сестру, ничего не понимая.
– Что ты хочешь показать?
– так же ничего не понимала Соня.
– Т-с-с!
– повторил Макар и, когда все заглянули в нишу, пальцами потер в кармане монетку.
– Наконец угомонились!
– со вздохом облегчения раздалось в нише.
– А то топочут, топочут...
– Ой!
– воскликнул Ладошка, пытаясь вырваться из цепкой руки Макара. Кто это говорит?
Он повертел головой и вдруг топнул ногой, будто вызывая голос.
– Да будь вы неладны!
– не заставил тот себя ждать.
– Чистые скакуны!
Ладошка замер. Соня попятилась.
– Что это?
– спросила она, но уже шепотом.
– Ты нас разыгрываешь?
Разыгрываешь! Когда волосы на голове шевелятся от непонимания того, что происходит, - это не розыгрыш...
– Монетка, - тихо-тихо произнес Макар.
– Понимаешь, как только я ее потру, так она и говорит.
И он потер монетку еще и еще раз, не вынимая из кармана. Он боялся, что, если вытащит ее, голос станет громче, и тогда Ладошка испугается еще больше.