Хора на выбывание
Шрифт:
Несколько минут они прихлебывали из чашек, причем президент шумно сопел. Брови вошедшего продолжали оставаться приподнятыми.
— Ну, ладно, — нехотя сказал президент, — это я для мелкашки. Для духового ружья. Только представь себе, позавчера один из этих молодых подонков, которого я бы с удовольствием отстегал вот этим рем… о, черт, вечно забываю, что на мне подтяжки! В общем, один из этих великовозрастных засранцев, показал президентскому дворцу, а вернее, мне — задницу! И моментально Рошка заявляет, что, мол, мне показали «лицо коммунизма»! А?! Чтоб их! Вот я и подумал, — просверлю
— Дерут втридорога, черти, — тут же пожаловался он.
— Что же вы сделаете, если никто больше не захочет показывать вам задницу? — вежливо поинтересовался вошедший.
Низкий голос с хрипотцой выдавал в нем человека курящего с утра до того, как позавтракать.
— Что делать? — переспросил президент, и нашелся, — подговорим кого-то!
— Это провокация, мой президент, — не поднимая глаз от чашки, сказал вошедший.
Президент с любопытством оглядел его.
— А вот как раз провокациями ты и займешься, — ответил он.
— Отчего? — поинтересовался гость, — Отчего же вы решили, что я для вас займусь хоть чем-нибудь?
— Я следил за твоими статьями. Ты их враг.
— Значит, ваш союзник?
— А как же иначе?
— Как просто…
— Будь прост, — не уловил иронии президент, — и к тебе потянутся люди.
— Вы разговариваете, как дворовой гопник, мой президент.
— А я и есть дворовой гопник, только мой двор — Молдавия. Ты согласен?
— Нет. Я против них, но не за вас.
— Кому это объяснишь? Мне нужны люди, которые без лишнего шума, тихо, без сучка и задоринки, — чтобы чертова Европа не возмущалась, — вынудят этих уйти с площади.
— Вывалите на них тонну дерьма с самолета.
— Идея хорошая, но не пойдет. Европа против силовых методов. Все должно быть тихо.
— А вы вывалите на них тонну дерьма с самолета очень тихо.
— Ты, я вижу, шутник. Так или иначе, выбора у тебя нет. Все, кто против тех, на площади….
— Пошел…., - начал говорить гость, приподнимаясь.
— Автоматически причисляются ими же…
— Ты…
— В число моих…
— В….
— Сторонников…
— Задницу…
— И, конечно…
— Еще раз- подите вы в…
— Я хорошо плачу…
— По рукам!
Президент устало откинулся на спинку кресла и потер висок, занывший от острой боли. Закатное солнце беспощадно жгло его шевелюру. На гостя, стоявшего у двери, упала тень и лицо его перестало быть видно.
— Боги, боги, — пробормотал президент, — что за страшный год Веселье перед бурей…
— Истинно, президент.
— Что есть истина?
— Истина только то, президент, что из мелкашки в задницу отсюда вы не попадете — больно уж велика дальность полета. Но мы что-нибудь придумаем.
Двое правобережных молдаван, — Анатолий Лянкэ и Никита Зверев, — ловили в Днестре леща на спиннинг. Клев не шел.
— Знаешь, говорил Анатолий, лежа на спине, и подпирая руками низкое небо, — в Кишиневе против коммунистов весь народ, говорят, поднялся. Не хотят в Россию, хотят с Румынией жить.
— И то верно, — ответил Никита, — следивший за снастями, — зря, что ли, мы в 1992-м воевали?
— Точно! Тогда Приднестровью Россия помогла. Что они без нее?
— Ничто, — согласился Анатолий, — вот бы нам сейчас им показать, где раки зимуют.
— Эй, земляк, — развеселился Никита, и Анатолий от неожиданного смеха друга едва небо не уронил, — эй, до чего же глупая эта поговорка, глупая, как все русские! Где зимуют, где зимуют… Эка невидаль! В реке же и зимуют! Или у них там, в России, раков нет? И в Приднестровье тоже, раз они так русских любят? В Приднестровье в Днестре раков нет, а у нас, молдаван, в Днестре раки есть!
— Ну ты Урский [3] — чистый Урский, уморил ты меня!
Друзья еще немного посмеялись глупости русских и приднестровцев. На левом берегу реки показались три девушки с ведрами.
3
Известный молдавский сатирик (Прим. автора).
— Эй, девчонки, — заорал Никита, позабывший уже о своих милитаристских планах, айда к нам! Мы вам покажем горячую молдавскую любовь!
— Нет уж, — кричали в ответ девчонки, нам вашей любви не нужно! Лучше вы к нам, румыны клятые! Вот мы вам покажем, где раки зимуют!
Друзья хохотали до слез, хоть слегка и обиделись за «клятых румын».
— А знаешь, — сказал вечером Анатолий, когда они пили вино во дворе его тетки, — если бы сейчас с нами был наш великий земляк и писатель Ион Друцэ, он бы написал об этом очень символический рассказ…
Никита слушал внимательно: Анатолий учился на втором курсе университета в Кишиневе и прочитал сотню — другую книг.
— Он бы написал, — продолжал Анатолий, — что хоть девушки шли по левому берегу, но на них, девушках, не написано было, с правого они берега или с левого, и еще бы он написал, что все девушки, на каком бы берегу они не жили, — всего лишь девушки. И все что им нужно, — любовь парней, на каком бы они, парни, берегу не жили. Вот что я чувствую, и вот что написал бы наш великий земляк и писатель Ион Друцэ, уж ты мне поверь…
— Так напиши ты!
— Нет, я не могу… Я лишь чувствую.
— Знаешь, — сказал Никита, — по-моему, нам нужно пойти к ним, — девушкам неважно с какого, хоть и с левого, берега, выпить с ними и извиниться.
Друзья так и сделали. С банкой вина они перешли мост, и нашли тех девушек. Выпили вино и показали им, где садится солнце, а девушки парням — где могли бы ночевать раки, если бы хоть что-нибудь понимали своими маленькими рачьими мозгами.
Под утро друзья из-за того, что мост перекрыл, как обычно, патруль миротворцев, возвращались на свой берег на лодке. Они были пьяны и перевернули ее. Оба утонули. Хоронили их обоими, — правобережным и левобережным, — селами.