Хореограф
Шрифт:
– Успокойся, – усмехнулся он, – жилье оплачено, а тебе будет, на что потратить деньги. К тому же, здесь даже в «пяти звездах» не так уж чисто. И если мы поселимся в гостинице, ты не поймешь и не почувствуешь страну. В чужой стране надо жить так, как живет ее население.
На самом деле хореограф знал, что ему так и не удалось проникнуться ментальностью этого народа, постичь его. Он все равно был здесь пришельцем, туристом, а они, как и все аборигены популярных туристических мест, обслугой, которую он подозревал в разнообразных мелких кознях с целью нажиться и получить некое моральное удовлетворение, которое испытывает
– Разве все население так живет? Давай жить как те, кому повезло!
– Так и будет. Те, кому не повезло, живут в трущобах. Ты же видел по дороге из аэропорта. К тому же отели – на юге. А хорошие пляжи – здесь. На такси больше просадим. Здесь можно найти отличный, почти дикий пляж. Еще оценишь. Я терпеть не могу весь этот курортный набор: приставучих пляжных торговцев, лежбища неприглядных тел…
– Неприглядных тел? – тихо переспросил мальчишка.
– Кстати, надо еще воды купить. Ты не вздумай тут пить из-под крана. Фрукты можно есть только те, с которых снимается кожура. И в заросли не заходи: там водятся змеи и крысы.
На этом экспресс-инструктаж был завершен. Он говорил об Индии так, словно сам ее изобрел для личных надобностей и теперь жалел о некотором несовершенстве, вполне простительном, полагая, что красота искупает все прочее. Но мальчишка был не на шутку раздосадован.
– Ё-ё-ё… Куда ты меня затащил?
В дверь робко постучали, и на пороге, как по волшебству, возникла отроковица лет двенадцати – темноликая, с медовыми глазами. К груди она прижимала флакон дезинфицирующего средства.
– Всем надо жить, – объяснил Залевский спутнику и впустил фею чистоты. – И хозяин предпочитает, чтобы за уборку апартаментов платили отдыхающие. Пойдем, прогуляемся, пока барышня наведет тут порядок.
– Мы будем эксплуатировать детский труд? – смешно поднял бровь парень.
– Она и ее семья счастливы будут заработать на нас. А-то можешь сам.
– Нет-нет! Я предпочитаю держать для этих целей личного раба, – засмеялся он. – А пятна на стенах? С ними что делать? Не включать свет?
– Вечером увидишь, – отрезал уставший объясняться Залевский.
Спустя некоторое время, потраченное с пользой и удовольствием на первую индийскую трапезу в ближайшем ресторанчике, мальчишка вновь с огорчением оглядывал свежевычищенное жилье – чуда не случилось.
– Ну и рухлядь…
Гостиная с продавленным, видавшим виды диваном и резным колченогим столиком из пальмового дерева отнюдь не располагала к сибаритскому досугу. В просторной спальне распласталась низкая тахта с вылинявшим покрывалом некогда ориентальной расцветки. Стены носили особый оттенок охры, как будто в краску была подмешана оранжевая уличная пыль. Мутное зеркало в изголовье тахты, оправленное в старую раму, сохранившую местами следы голубой краски, множило светильники и окна, влекло отражением двух потусторонних мужчин, бледных странников, преодолевших тысячи километров в поисках рая. Весь уют этого дома сосредоточился в кресле-качалке с цветными подушками и резным изголовьем ручной работы. Отсутствие респектабельности до некоторой степени искупала веранда с окрашенными бирюзовой краской опорами навеса.
– Тут даже стиральной машины нет! А у меня не слишком много одежды с собой.
– Не
– Я не нервничаю, я немного, сука, злюсь.
Злится – это хорошо, подумал Залевский. Это намного лучше и продуктивней, чем предаваться печали.
– Послушай, когда у нас кончится чистая одежда, мы просто купим местную. В этом тоже есть удовольствие. И еще можно отдать вещи в стирку местным. Здесь все по-другому. Позволь себе быть неприхотливым.
– И горячей воды нет! – закричал мальчишка из ванной, покрутив кран.
– Оставь, пусть немного стечет. Пойдет теплая. Зато есть кондишн и вай-фай! – отозвался Залевский, раскачиваясь в кресле. – Боже, я только сейчас понял, до какой степени устал! Буду неделю так качаться.
– А потом?
– Потом настанет шанти.
– Что за шанти?
– Наверное, умиротворение. Долго объяснять. Поживешь здесь – сам поймешь. Или не поймешь. Настоящее понимание придет, если впустишь в себя это состояние. – Залевскому захотелось «перекодировать» парня, сбить его лихорадку, с самого начала задать правильный ритм и настроить на здешнюю волну. Ритм волн – накатывающих и отбегающих – самый размеренный и безупречный. – Индия, друг мой, – это опыт, кардинально меняющий отношение к жизни. Здесь иные ориентиры у людей. Здесь время течет по-другому – как сам захочешь. Мы с тобой здесь – гости, а у тех, кто перебрался сюда с концами – длинный тормозной путь. Здесь им открылось, что для счастья надо совсем немного. И ты ничего не должен этому миру. Никто ничего от тебя не ждет. Так что запомни, парень: никакой суеты!
7
Дальний пляж, обнаженный отливом, окаймляли черные валуны и пористые красные наплывы вулканической лавы. Место действительно выглядело почти необитаемым. Только к вечеру стекутся сюда из окрестных гест-хаусов те, кто решил пережить зиму в теплых краях, подальше от своих заснеженных и обледенелых городов. Единственной рукотворной вещью в пейзаже была рыбацкая лодка, выглядевшая декором, а все остальное было божьим. Если не считать ресторанчика, подпиравшего склон.
Расстелив на песке прихваченную опытным Залевским подстилку, парень расставил по углам сланцы, чтобы ее не сдуло бризом, и остался вполне доволен содеянным. Марин бросил на подстилку полотняную торбу и разделся. Мальчишка, не скрывая восхищения, рассматривал на его рельефное тело.
– Раздевайся. Чего застыл? – буркнул Залевский.
Мальчишка снял майку, стянул шорты, почувствовал, как плотный влажный воздух касается открытого тела, и улыбнулся. Марин достал из торбы фотоаппарат.
– Ты что?! Не снимай! Дай хоть загореть! – прикрыв руками тело, закричал юный путешественник, показал в объектив средний палец и бросился к воде.
Что? «Фак»? Ему, Марину?
– Палец сломаю! – крикнул вдогонку Залевский.
Неужели парень сейчас с разбегу бросится в воду, подняв веер брызг и сломав тихую зеркальную гладь, не поверил Марин. И оказался прав: мальчишка замер у кромки воды, глядя сквозь нее на песчаное волнистое дно с рачками-отшельниками и шныряющими вправо-влево мелкими рыбешками, пробовал ногой – примет ли его это новое море, пустит ли в свои объятья притихшая стихия, будет ли дружелюбна и добра? Они как будто примерялись друг к другу – мальчишка и стихия. Марин схватил камеру.
Конец ознакомительного фрагмента.