Хорьки в поднебесье
Шрифт:
Попадать в такую переделку ей еще не доводилось. Самолет шел юзом, карты и планшет летали по всей кабине. Но Шторми помнила маршрут наизусть, а столкнуться этой ночью над Сискью с другим летчиком было невозможно. Другого такого сумасшедшего быть не может.
«Нет, — сказала себе Шторми, затягивая ремень безопасности как можно туже и крепко сжимая штурвал в ожидании следующего толчка. — Не сумасшедшего. Непреклонного».
— Ловкач! Шустрик! — прокричал Бакстер. — Она решила лететь дальше! Поддайте жару!
— Мы
Минуты растянулись в месяцы. «ХЛи-4» подпрыгивал и трясся, словно сошедший с рельсов товарняк на огромных квадратных колесах. Шторми так стискивала зубы, что у нее заболела челюсть; она уже и не помнила, что показывал альтиметр, когда его еще можно было рассмотреть.
Двиагоризонт на табло вертелся волчком; судя по поведению гироскопа, можно было подумать, будто «ХЛи-4» опрокинулся брюхом вверх и вошел в штопор.
«Нет», — пробормотала летчица и потянула рычаг сброса настроек.
Инструмент опомнился.
В грузовом отсеке сломалось второе крепление, а затем и третье. Но Шторми полностью сосредоточилась на своей задаче. Пусть она потеряла контроль над машиной, но она по-прежнему может лететь вперед.
Из далекой-далекой радиорубки донесся спокойный голос диспетчера:
— «Авиахорек три-пять», высота девять тысяч лап свободна начиная от Шасты. Доложите о погодных условиях в вашем районе.
— Окленд-Центральная, «Авиахорек три-пять» на связи, — ответила она, с трудом переводя дыхание. — У нас сильный дождь со снегом. Обледенение. Турбулентность — в пределах от сильной до экстремальной…
До пика Шасты, высившегося к югу отсюда терпеливой гранитной громадой, оставались еще долгие минуты.
Часто моргая, чтобы удержать перед глазами изображение трясущейся шкалы, хорьчиха-летчица ухитрилась прочесть показания на топливном датчике четвертого двигателя. Давление масла, само собой, упало. Выше минимума… на волосок.
Дурной знак.
Но Шторми отказывалась поверить, что мотор подведет именно сейчас, когда неприятностей и без того слишком много.
«Шаста уже совсем рядом», — подумала Шторми, хотя на самом деле это было не совсем так.
Она снова потянула рычаг антиобледенителя, но пластины льда так и не сорвались с крыльев. Система дала сбой.
«Гадюка! — выругалась про себя Шторми, снова судорожно вцепляясь в штурвал. — Только этого не хватало!»
Перезапустить систему антиобледенения оказалось непросто: «ХЛи-4» вертелся и вставал на дыбы, и рычаг все время выскальзывал из-под лапы. Наконец ей все-таки удалось дернуть рукоять, и на сей раз самолет послушно стряхнул лед. Но через несколько секунд система опять отключилась.
«Добавь еще одно звено, — велела себе Шторми. — Антиобледенитель вышел из строя».
— Шаста уже совсем рядом, —
«Лед нарастает, скорость падает. Четвертый двигатель вот-вот откажет. Автопилот сломался. Главная радиоантенна сломалась. Резервное радио долго не продержится. Антиобледенителю конец. Не так уже много звеньев осталось до крушения».
Минуту спустя она переключила четвертый двигатель на три четверти мощности.
— Окленд-Центральная? — проговорила она в микрофон. — «Авиахорек три-пять» на связи. Мы над Шастой, спускаемся с десяти до девяти тысяч.
Ответа не последовало. Шторми подождала несколько секунд, но из динамика не донеслось ни звука.
— Окленд? «Авиахорек три-пять», проверка связи. Глухое молчание.
Итак, сломалась и резервная антенна. Шторми пожала плечами. Какая разница? Разрешение снизиться получено.
Сбросить высоту оказалось несложно: обледеневшая машина сама рвалась к земле.
«Надо было сразу подниматься выше, — запоздало подумала Шторми. — Как только я увидела лед, нужно было подниматься как можно выше. Я могла бы пролететь над зоной обледенения». Она помотала головой. Нет, не то. Восходящие потоки поднимают влагу слишком высоко. Льда было бы еще больше, и все равно пришлось бы снижаться.
Бакстер за окном кабины беспомощно смотрел, как победа ускользает прямо из лап. Хорьчиха Шторми прорвалась сквозь самое страшное, что под силу было сотворить воздушным эльфам. Еще чуть-чуть — и она выйдет в спокойную зону.
— Шторми! — прокричал ангел-хорек, а затем в отчаянии воскликнул: — Дженина! Ради Уиллоу! Сажай самолет!
И Шторми услышала его. Этот чистый незнакомый голос, казалось, прозвучал прямо у нее в мозгу.
«Даже мой ум сегодня выкидывает трюки». — Летчица затрясла головой, отшвырнув непрошеный совет.
Стоило ей снизиться до девяти тысяч, все разом успокоилось. Товарняк на квадратных колесах одолел все ухабы и покатился по ровному, как зеркало, склону. На замерзшем ветровом стекле затрепетали голубые огоньки — тихие, ласковые. Нежные пальчики статического электричества заплясали по обшивке.
Это призрачное свечение проникало в кабину даже сквозь ледяной покров толщиной в пол-лапы, и белоснежная мордочка летчицы окрасилась голубизной.
Любая другая хорьчиха на ее месте расплакалась бы от счастья. Но Шторми только радостно вздохнула. «Какое чудо! — подумала она. — Я вижу приборную панель!»
Осветительные лампы на доске полопались, кабина была усеяна осколками стекла. Цел остался только плафон на потолке.
За бортом потеплело до плюс двух. «Подниматься выше уже не придется до самого Салинаса», — подумала Шторми и беспечно дернула рычаг антиобледенителя. Выключатель глухо щелкнул — и больше ничего не произошло. Система вышла из строя окончательно.