Хорош в постели

Уайнер Дженнифер

– Эй, а у тебя, часом, нет молокоотсоса? – спросила я. Попыталась пошутить впервые после того, как очнулась в больнице.

Он покачал головой.

– Лед поможет?

Я кивнула и села на диван. Он принес кубики льда, завернутые в полотенце. Я повернулась к нему спиной, сунула полотенце под футболку.

– Как Нифкин? – вновь спросил он. Я закрыла глаза.

– Он у матери, – пробормотала я. – Пока я отправила его туда.

– Нельзя оставлять его там надолго. Он забудет все трюки. – Доктор К. пригубил чай. – Я бы научил его говорить, если б мы могли провести вместе побольше времени.

Я кивнула. Веки снова потяжелели.

– Может,

такая возможность еще представится. – Он деликатно отвел глаза, когда я перемещала лед. – Мне бы хотелось вновь увидеться с Нифкином. – Он помолчал, откашлялся. – Я бы хотел видеться и с тобой, Кэнни.

Я посмотрела на него.

– Зачем? – Я знала, это грубый вопрос, но я давно уже забыла про хорошие манеры... про любые манеры. – Почему со мной?

– Потому что ты мне небезразлична.

– Почему? – повторила я.

– Потому что ты... – Он замолчал, не договорив. Когда я посмотрела на него, он махал руками, словно пытался слепить слова из воздуха. – Ты особенная.

Я покачала головой.

– Да-да.

«Особенная», – подумала я. Не чувствовала я себя особенной. Нелепой – да. Истеричкой, плаксой, уродиной. А как, собственно, я выглядела? Я представила себя на улице тем вечером: с одной развалившейся кроссовкой, потную и грязную, с сочащимися молоком грудями. Меня следовало сфотографировать, а потом развесить постеры с моим изображением в каждой школе, в каждой библиотеке рядом с полками, на которых стоят любовные романы издательства «Арлекин» и книги, разъясняющие, как найти духовно близкого человека, спутника жизни, истинную любовь. Я могла бы служить предупреждением, могла помочь другим женщинам избежать моей судьбы.

Должно быть, с этими мыслями я и задремала, потому что проснулась как от толчка, с щекой на одеяле и полотенцем с тающим льдом на коленях. Доктор К. сидел в кресле напротив.

Очки он снял и добрыми глазами смотрел на меня.

– Пойдем. – Он что-то держал в руках, что-то похожее на спеленатого ребенка. Подушки, простыни, одеяло. – Я постелю тебе в спальне для гостей.

Я пошла в полузабытьи, от усталости меня шатало. Простыни были холодные и пахли свежестью, подушки мягкие. Я позволила доктору К. снять покрывало, застелить постель, уложить меня, накрыть одеялом. Без очков, в полутьме, его лицо казалось моложе.

Он присел на краешек кровати.

– Скажешь мне, почему ты так злишься? – спросил он. Я ужасно устала, тяжелый язык едва ворочался во рту.

Меня словно накачали наркотиками или загипнотизировали. А может, мне хотелось все рассказать кому-то, достаточно близкому мне человеку.

– Я злюсь на Брюса. Я злюсь на его подругу, которая толкнула меня, и я злюсь на него, потому что он меня не любит. И наверное, я злюсь на своего отца.

Доктор К. приподнял бровь.

– Я видела его... в Калифорнии... – Я прервалась, чтобы сладко зевнуть. – Он проявил ко мне полнейшее безразличие. Ничего не захотел узнать. – Я провела руками по животу, по тому месту, где был живот. – Ребенок... – Мои веки стали такими тяжелыми, что я едва удерживала их на весу. – Он ничего не захотел узнать.

Тыльной стороной ладони доктор К. провел по моей щеке, и я подалась вперед, словно кошка, жаждущая ласки.

– Мне очень жаль. Тебе столько пришлось пережить. Я глубоко вздохнула, осмысливая его слова.

– На сенсацию это не тянет. Он улыбнулся:

– Я только хотел, чтобы ты знала. Хотел увидеться с тобой, чтобы сказать...

Я смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Ты не должна все делать одна. Есть люди, которым ты близка. Ты только должна позволить им помочь.

Я села. Простыня и одеяло упали.

– Нет, это неправильно.

– Ты про что?

Я нетерпеливо мотнула головой.

– Ты знаешь, что такое любовь? Он обдумал вопрос.

– Кажется, я слышал об этом песню.

– Любовь – это ковер, который выдергивают из-под твоих ног. Любовь – это Люси, которая всегда поднимает футбольный мяч в последнюю секунду и Чарли Браун шлепается на задницу. Любовь – это нечто, убегающее от тебя всякий раз, когда ты веришь в него. Любовь – для неудачников, а я больше не собираюсь возвращаться в их ряды. – Закрыв глаза, я увидела себя, лежащую на полу в туалете аэропорта, когда прекрасная прическа, отменный макияж, дорогая обувь, модная одежда и бриллиантовые серьги не смогли защитить меня, не смогли не подпустить волка к моей двери. – Я хочу дом с паркетными полами и не хочу, чтобы кто-то еще входил в него.

Он коснулся моих волос, что-то говоря.

– Кэнни, – повторил он. Я открыла глаза.

– Это не единственный вариант. В темноте я смотрела на него.

– А какой есть еще? – задала я логичный вопрос. Он наклонился и поцеловал меня.

Он поцеловал меня, а я от неожиданности не знала, как реагировать, не могла даже шевельнуться, сидела, застыв как статуя, пока его губы касались моих.

Он подался назад.

– Извини.

Я наклонилась к нему.

– Паркетные полы, – прошептала я и поняла, что подкалываю его и при этом улыбаюсь, впервые за долгое, долгое время.

– Я дам тебе все, что смогу. – Слова эти он произнес, глядя на меня так, что (о, чудо из чудес!) не оставалось ни малейших сомнений в его абсолютной серьезности. А потом он поцеловал меня вновь, уложил, укрыл одеялом до подбородка, положил теплую ладонь мне на макушку и вышел из комнаты.

Я слушала, как он закрыл дверь, как вытянулся на диване. Слушала, как он погасил свет, потом его дыхание стало ровным и размеренным. Я слушала, прижимая к себе одеяло, ощущая себя в полной безопасности, чувствуя, что обо мне заботятся. И впервые с рождения Джой голова стала ясной. Я решила, лежа в этой незнакомой кровати в темноте, что могу вечно бояться, бродить и бродить по городу, носить в голове и груди ярость. Но, возможно, есть и другой путь. «У тебя есть все, что нужно», – сказала мне мать. И возможно, от меня требовалось лишь одно: признать, что мне нужен человек, на которого я могла бы опереться. И я могла бы быть хорошей дочерью и хорошей матерью. Возможно, даже могла стать счастливой. Возможно, могла.

Я выскользнула из кровати. Пол холодил босые ноги. Двигаясь сквозь темноту, я вышла из комнаты, закрыла за собой дверь, подошла к дивану, на котором спал доктор К. с книгой, выпавшей из пальцев. Села на пол рядом, наклонилась к нему так, что мои губы практически коснулись его лба. Потом закрыла глаза, глубоко вдохнула и прыгнула в воду.

– Помоги, – прошептала я.

Его глаза открылись мгновенно, словно он не спал, а ждал. Он протянул руку, коснулся моей щеки.

– Помоги, – повторила я, словно стала ребенком, только что выучившим это слово и произносящим его вновь и вновь. – Помоги мне. Помоги.