Хорошая девочка. Версия 2.0
Шрифт:
— Рита, ты же знаешь, мальчики такие несамостоятельные. За ними постоянный присмотр нужен. Ну, что они там набронируют?
Ага, постоянный присмотр, по тридцать два этим лбам здоровенным, а мать их все от юбки не отпускает. Бред же.
— Вот ты и пригляди, мам, как бронировать будут, — длинно выдохнула, а потом, как в воду со скалы рухнула: — Я не могу совершенно точно. У меня сейчас студенты, потом конференция, следом сессия, затем сразу командировка. Из Китая ничего у нас не забронируешь, там интернета нет, а своя сеть.
—
— Конечно, нет, мама. Ты же знаешь, что он преподает мало, а всю неделю занят в офисе.
— Вот! Говорила я: не доведет тебя этот Китай до добра! Смотри, вернешься оттуда, а муж от тебя ушел!
— Ну, значит, такая у меня судьба, — покорно соглашаюсь, потому как, подъезд уже маячит, а заходить домой с мамой в телефоне очень не хочется.
Кстати, не такая уж и революционная мысль про «муж ушел». Мне об этом Рус последний месяц твердит почти постоянно, так что мама никакой Америки не открыла.
— Что ты за человек такой, Рита! Никогда меня не слушаешь, а потом жалуешься! — матушка начала набирать обороты, так что закругляемся невежливо:
— Мам, рада была слышать. Хороших вам праздников и крепкого здоровья.
И завершить звонок, грубо наплевав на летящее из динамика:
— Рита! Ты…
Я и так знаю, «что» я, по мнению матушки.
Про отца не вспоминаем. Он так разозлился сорок лет назад, когда у него дочь родилась, что рычал на весь город: «На черта она мне? Назову ее Серафимой!». А все достаточно многочисленные Серафимы в его роду были ужасно несчастливы. Вот прямо все. Без исключения. То есть он сразу возлюбил меня очень, да.
Серафима Анатольевна, Пресвятые Просветители!
Спасибо бабке, отцовой матери, великая была женщина и сына своего знала хорошо. Именно она заставила Веру Павловну пойти и зарегистрировать дочь. И даже договорилась в ЗАГСе на эту процедуру без очереди. Это в советские-то времена. Маме вообще готовое свидетельство вынесли в обмен на справку из роддома.
Вот таким образом я оказалась Маргаритой.
Ну, хоть здесь повезло. Спасибо бабушке, пусть спит спокойно.
Двадцать два — десять. В доме тишина. Не к добру.
Раздеваюсь, мою руки. Прохожу в кухню, следуя за огоньками всегда радостной гирлянды.
На столе зажженные свечи и парадная скатерть.
Скатерть.
Аж затылок холодеет.
Это еще что такое?
За спиной щелкает выключатель, кухня озаряется светом. За барной стойкой в парадной школьной форме развалился причесанный Руслан. У двери рядом с выключателем стоит Саша.
Костюм. Белая рубашка. Роза в руках.
Я вообще жива? Или долбанулась головой об порожек обледенелый в подъезде?
Русик делает огромные глаза и губами артикулирует: «Сюрприз». А то я не поняла.
В полном недоумении смотрю на мужа.
— Ритуля, маленький сюрприз для моей любимой Льдинки.
Ё,
— Все, конечно, очень неожиданно. А что за повод?
— Мы давно вместе не собирались. Как-то отдалились, — начинает Саша.
— Это ты вечно где-то пропадаешь, знаешь ли. Мы с мамой вечерами и ночами сидим дома, знаешь ли, — резко встревает Рус.
Воздух начинает потрескивать. Скандал готов вспыхнуть.
— Если вы не возражаете, я хотела бы поужинать. День был долгий, а обед давно забылся, — фокусируюсь я на своих желаниях.
Мужики мои хором выдыхают.
— Конечно, Рита. Давай скорее к столу. Салаты ждут, да и плов уже готов, — муж выдвигает мне стул.
Руслан приносит чашку с горячим чаем и бокал с «Мартини»:
— Согреться тебе надо, на улице такой дубак, мам.
Мы рассаживаемся вокруг стола, как самое благопристойное семейство. Хоть сейчас на Рождественский плакат об истинных ценностях. От сладости картинки на зубах будто бы леденцы хрустят.
И всю трапезу с каждым вздохом и жестом потрескивает от напряжения воздух.
Вот, видимо, и пришло время для вдумчивой и обстоятельной беседы с мужем.
Только сына спать надо отправить.
Глава 16
Диалог? Нет, у нас нет такой песни
'Не говори: меня он, как и прежде, любит,
Мной, как и прежде, дорожит…
О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,
Хоть, вижу, нож в руке его дрожит…'
Ф. И. Тютчев
— Никуда я не пойду. Что? Тебя одну с ним не оставлю! Фиг знает, что ему в голову взбредет, — заявляет мне ослик после десерта.
Причем, говорится это все, не понижая голоса, так что Саша, курящий на балконе, наверняка Руслана слышит.
Вот что еще за дополнительный напалм в нашу кучу динамита?
— Иди к себе, сын мой. Если что я буду вопить погромче. Услышишь. Прибежишь. Поучаствуешь.
Русик, сердито бурча что-то совсем нецензурное себе под нос, удаляется. Дверь в его комнату хлопает так, что все скрытые лючки для коммуникаций в кухне и в ванной распахиваются.
Ох, и громкая детка у нас выросла.
— Это все твое воспитание и потакание дурным привычкам, Рита, — внезапно прилетает мне от Александра, вернувшегося с балкона.
— Саш, я устала. И за сегодня, и за прошедшую неделю. Да и за последние сорок лет тоже что-то притомилась я.
— Все шутки шутишь. А Руслан меж тем от рук совсем отбился. Леру не слушает, меня ни во что не ставит. На тебе свет клином сошелся. Ты одна у него звезда, мать, святая истина в последней инстанции.