Хорошая война
Шрифт:
Франц, уподобившись черепахе, взвалил на спину аккуратно увязанные треугольники и поплелся домой. В двух шагах от столба с указателем кто-то хлопнул его по плечу.
— Здорово, земляк!
— Здорово, земляк! — повернулся Франц. Действительно, почти земляк. Ротемауль. Сын мельника из соседнего городка.
— Ну как, вспомнил меня?
— Сам удивляюсь, как сразу не узнал, мы же полгода вместе отвоевали. У тебя все еще самая красная морда во всей армии и колец на пальцах как у бабы.
— Тяжело? Могу помочь.
— Давай.
Вдвоем дотащили щиты до лагеря. Как и следовало
— Совсем обнаглели, улитки чертовы, — пожаловался Франц новому знакомому.
— И не говори, — ответил тот, — давай лучше пожрем. Ты сейчас не слишком занят? У меня в лагере вот-вот обед будет.
— Давай, — согласился Франц. Графский повар швейцарцев недолюбливал и специально для них еду немного недоваривал и недосаливал.
В лагере, куда его привел Ротемауль, был полный порядок. Перед ними тут же поставили на стол две большие тарелки с вкусно пахнущим мясом и бочонок пива.
— Слушай, сосед, есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — сказал Ротемауль, — только как сосед соседу предлагаю.
— Честно говоря, мы не такие уж и соседи, — скромно ответил Франц, — Мельницу вашу я, конечно, знаю, но всегда отец в другую сторону зерно возил.
— Я не понял, тебе кто больший сосед, я или какой-нибудь шваб с итальянцем? Тебе старшие не говорили, что надо своих держаться? Помнишь, был у вас в городке такой патер суровый, он на каждый праздник напоминал, что 'возлюби ближнего' это про ближних соседей, а уже Унтервальд никакие нам не ближние, не то, что всякие там, прости господи, французы.
— Помню, — Франц улыбнулся, — Он нам за последний год все уши проповедями прожужжал.
— О! Так он тебе объяснил, что лучше воевать с нами, чем против нас?
— Ну-у… Он ничего такого специально не объяснял. Мы и так вместе воевали.
— Во-от, — вербовщик поднял указательный палец. — Традиции уважать надо. Ты же пленных брать не будешь?
— Не буду.
— И в бою не побежишь?
— Не побегу.
— Во. Значит, забирай своих людей, получай аванс и переходи к нам.
— С каких чертей? — удивился Франц, — Тут же турнир, никто не будет воевать.
— Скоро будем. Потому и предлагаю. Нас тут только швейцарцев двести человек, не считая рыцарей со свитой. Завтра вечером мы должны перебить твоих ребят.
Франц поморщился, но спорить не стал. Двести швейцарцев уже больше, чем пятьдесят, а еще всякие рыцари…
— Сейчас ты скажешь, что твой граф де Круа — лучший в мире наниматель, а ты, как порядочный наемник, должен выполнить обязательства по контракту. Я тебе сразу отвечу, что он в свое время поступил точно так же, как ты сейчас, и по такой же причине. Чтобы швейцарцы не воевали со швейцарцами.
Франц открыл рот, чтобы возразить, но красномордый махнул рукой и продолжил.
— В любом случае, твой де Круа не жилец. На прошлой войне он нажил себе слишком много врагов, и самые сильные из них здесь. Кем бы ты ни был у него и сколько бы не получал, его наследник не даст тебе ничего.
Франц опустил глаза. Крыть было нечем. Вербовщик ухмыльнулся и выложил еще один козырь.
— Давай, земляк, решай быстрее. А то пойду твоих парней перекупать. Они, я надеюсь, не дураки. И я заметил, что тебя они не больно-то жалуют.
Франц не питал иллюзий относительно преданности деревенских парней, управлять которыми получалось в основном при помощи грубой силы. Да и присягу они не давали ни ему лично, ни Его Светлости. Бык и Патер тогда за всех подписали контракт, а потом, когда Его Светлость для себя войну закончил, никакого нового контракта не было даже написано. Осталось сто человек, которым платили оговоренное жалование. С одной стороны, Франц надеялся, что ему удалось бы убедить солдат не предавать Его светлость. С другой стороны, он заранее не верил, что у него получится перекрыть аргументы Ротемауля, и был готов перейти вместе со всеми на службу к новому нанимателю, оговорив себе прежнюю должность и содержание.
Между открытием и штурмом оставалось достаточно времени, чтобы рыцари могли чем-нибудь заняться. Например, слегка перекусить и посмотреть кукольный спектакль.
Каспар при помощи паломников успел подготовить новую пьесу и переодеть актеров. Михель, Вюрфель и Крестьянка остались без изменений, только Вюрфелю сделали епископский плащ. Хаммерляйн надел черную судейскую мантию. Самая красивая кукла — Рыцарь надел сутану и стал Праведным монахом. Кто-то из молодежи сделал Рыцарю прическу 'под Бартоломео', отчего для местных он стал еще больше похож на Праведного монаха. Прочие куклы оделись под монахов. Выучить текст Каспар не успел, поэтому под ширмой закрепили пачку листов, только что переписанных аккуратным почерком.
— Здравствуй, Вюрфель!
— Здравствуй, Михель!
— А меня недавно выбрали бургомистром.
— Тебя? Да тебя же каждый дурак обсчитает!
— Вот за это дураки меня и выбрали. Потому что все прочие кандидаты обсчитывали бы их. А ты как поживаешь?
— Я постригся в монахи и тут же купил должность аббата. Не хуже тебя устроился.
— Вюрфель, неужели ты будешь проводить дни в молитвах? На тебя это не похоже.
— Зачем мне молится самому? Я же аббат. Молятся за меня монахи, постится за меня келарь, в паломничество за меня отправлены десять послушников. На каждый грех, настоящий или будущий, у меня по две индульгенции. Так что я могу пить вино, закусывать мясом, заниматься торговлей, давать деньги в рост, брать деньги в рост, продавать церковные должности, и, если вдруг, не дай Бог, захочу, даже участвовать в турнирах.
Последний пункт вызвал хохот и аплодисменты.
— Зачем тебе тогда быть аббатом, Вюрфель? Не лучше ли быть честным торговцем?
— Не лучше, Михель. У меня есть поля и луга, оливковые рощи, мельницы, склады и корабли. Это больше, чем у любого купца или банкира в городе. И я никому не должен и ни перед кем не отвечаю. Тебе такое и не снилось.
— Зато у меня есть жена и дети!
— У меня тоже есть жена и дети!
— Я своим оставлю наследство, а ты своим не оставишь!
По пути в аббатство Вюрфель встретил рыцаря, мастерового, нищего и свинью.