Хорошая война
Шрифт:
— Браво, дорогой! Смысл в том, что самые жадные, желающие попасть в рай, не переставая грешить, платят больше, чем честные прихожане. Прелесть, правда?
Макс не сразу нашел, что ответить. Шарлотта продолжила рассказ. Виолетта Фальконе получила характеристику 'скверная девчонка, вся в мать'. Макс вспомнил, что 'скверной девчонкой' жена раньше называла свою служанку Гертруду, девушку наилегчайшего поведения.
— Нет, дорогой, не в том смысле. Она не увлекается мужчинами, и подруг у нее тоже нет. Я хотела сказать, что она злая.
— Кричит, раздает пощечины
— Все итальянки кричат и бьют посуду. Виолетта не такая. Она промолчит, а потом отравит тебя или застрелит.
— Это такая поэтическая фигура речи или она и правда кого-то убила?
— Слухи ходят про троих. Яд, несчастный случай на охоте и падение с балкона. Любой нормальный отец разобрался бы и наказал дочь или развеял слухи, но не Джанфранко.
— А что Джанфранко?
— Искренне считает, что репутация 'человека, с которым лучше не вступать в конфликт' полезна и для мужчин и для женщин. Сам убийца и дочь такая же. У нее в кукольном домике был палач, виселица и камера пыток. Прямо как у меня в детстве. Охотница. Своего первого оленя она убила в восемь лет.
— Ух ты, а я только в девять!
— Не знаю, что за человек Никколо Сфорца, с которым она помолвлена. Чтобы жениться на Виолетте, надо быть совсем ненормальным.
Марта опоздала на завтрак, появилась только на середине 'лекции', и до самого конца не проронила ни слова. Когда Шарлотта выложила все, что считала нужным рассказать про Феррону, Марта все-таки решилась.
— Возьмите меня с собой. Мы с Маркусом были в этой Ферроне два раза за последнюю итальянскую войну.
— Возьмем, — не раздумывая, ответил Макс, — а ты уверена, что тебя будут рады там видеть?
— Уверена. Это прелестный маленький городок, и нас там очень хорошо помнят.
Получив положительный ответ, Марта быстро покинула столовую. Шарлотта посмотрела ей вслед и спросила:
— Дорогой, ты не слишком быстро согласился? Уже без Марты и поехать никуда не можешь?
— Но, Лотти, как я повезу тебя без охраны? Марта охраняла тебя на войне, и с тебя ни один волосок не упал.
— Она тебе понравилась, — сказала Шарлотта больше с утверждением, чем с вопросом, — Ты будешь с ней спать постоянно. И потом тоже.
— Не будь так уверена, — возразил Макс.
— Буду! — упрямо ответила Шарлотта, — Откуда я знаю, может быть, ты и раньше с ней спал!
Макс настолько удивился, что ничего не ответил. Шарлотта подумала, что он удивился, потому что ему это и в голову не приходило. А Макс удивился, потому что ему в голову не приходило, что жена об этом не знает.
2. Святой Мартин и позитивное мышление
За несколько недель до описанных событий.
Дядюшка Бык со времени битвы за Швайнштадт заметно постарел. Если тогда он выглядел лет на десять моложе своего возраста, а в пышной шевелюре робко пробивались первые седины, то сейчас на лице добавилось морщин, а на голове убавилось волос. Голос стал более хриплым, седина захватила виски и закрепилась несколькими прядями в бороде.
Младший
Патер за последнюю войну изменился не больше, чем за пять предыдущих. Худеть ему было уже некуда, лысина не росла, а морщин на обветренном лице и так хватало. Вернувшись, он продолжил богослужения и менее важную церковную работу. Церковь, как и любой другой дом, время от времени требует внимания.
Священник и булочник после Швайнштадта стали еще большими друзьями, чем были раньше. Когда в одном бою погибло большинство ветеранов — носителей традиций, тяжкое бремя учить уму-разуму полторы тысячи агрессивных недорослей почти полностью легло на плечи булочника и священника. Вернувшись домой, Бык стал посещать церковь чаще, чем раньше, и не только для беседы с Богом.
В один прекрасный день друзья занялись ремонтом скамеек. Вытащили всю мебель на площадь, отодвинули в сторону те скамейки, которые выдерживали удар двумя задницами, и всерьез взялись за остальные.
— Слушай, Бычище! — начал Патер, воткнув гвоздодер между еще годным сиденьем и треснувшей спинкой.
— Что скажешь, преподобие? — откликнулся Бык, активно работая киянкой.
— Нет желания попутешествовать? Без войны.
— Меня и здесь неплохо кормят.
— А не читал ли ты, случайно, прокламацию некоего, — Патер налег на гвоздодер, — Мартина Лютера?
— Не читал, и тебе не советую. А ты что, читаешь что-то кроме Библии? — Бык отодвинул Патера и всунул ладони в щель между сиденьем и спинкой, — Наложи на себя епитимью.
— Если даже простой булочник это понимает…
— Что я такого понимаю? — скамейка в руках Быка с хрустом разорвалась пополам, — Ты говоришь так, как будто я случайно угадал какую-то неизвестную мне прописную истину.
— Я прочитал прокламацию и она показалась мне разумной, хотя этот Лютер поносит Римскую Католическую церковь на чем свет стоит. За это я наложил на себя епитимью — сходить с паломничеством в Рим.
— А я здесь причем? Я что главный грешник в этих краях, что ты приговариваешь меня к паломничеству аж в Рим?
— Скажешь, что ты не грешник? И не главный? Выискался тут праведник! Я твои грехи не хуже тебя знаю. Епитимья здесь не при чем, просто в хорошей компании в дороге веселее. Помниться мне, ты этим летом собирался на юг.
— То я на турнир собирался. Если ты пойдешь со мной на турнир, я пойду с тобой в Рим.
— С турнирами связаны семь смертных грехов…
— Сказал бы я, сколько грехов связаны с Римом, да булочники до стольки считать не умеют.
— Не богохульствуй!
— А у меня индульгенция на богохульства. Вот, видел? — Бык помахал какой-то бумажкой.