Хорошие жены
Шрифт:
— Это пойдет ему на пользу, и домой он придет в таком нежном, покаянном настроении, что у меня не хватит духу с ним встретиться, — сказала Джо, медленно бредя домой с таким чувством, словно убила какое-то невинное существо и погребла его под листьями. — Я должна пойти и подготовить мистера Лоренса, чтобы он был очень ласков с моим бедным мальчиком. Я хотела бы, чтобы он полюбил Бесс; может быть, так оно и будет со временем. Но мне начинает казаться, что я ошиблась относительно ее чувств. Боже мой! Как это девушкам может нравиться иметь поклонников
Уверенная, что никто не сделает это лучше, чем она сама, Джо отправилась прямо к мистеру Лоренсу, мужественно рассказала о том, о чем так трудно рассказать, а затем не выдержала и так горько расплакалась по поводу собственной бесчувственности, что добрый старик, хоть и был очень разочарован случившимся, не произнес ни слова упрека. Ему было нелегко понять, как какая-то девушка может не любить его Лори, и он надеялся, что Джо передумает, но знал, пожалуй, даже лучше, чем она, что «насильно мил не будешь»; так что он печально покачал головой и решил увезти внука подальше от греха, поскольку последние, обращенные к Джо, слова Юной Запальчивости обеспокоили его больше, чем он готов был признаться.
Когда Лори пришел домой, смертельно уставший, но довольно спокойный, дедушка встретил его так, словно ни о чем не знал, и вел эту игру час или два. Но когда они сидели вдвоем в сумерки — время, которое прежде так приятно проводили вместе, — старику было тяжело говорить о пустяках и еще тяжелее молодому слушать, как хвалят его за успехи последнего года, которые теперь казались ему напрасными трудами любви. Он выносил это, пока был в силах, но затем подошел к фортепьяно и начал играть. Окна были открыты, и Джо, прогуливаясь в саду с Бесс, впервые понимала музыку лучше, чем сестра; Лори играл Патетическую сонату, и играл так, как никогда прежде.
— Очень хорошо, но так печально, до слез. Сыграй нам что-нибудь повеселее, мой мальчик, — сказал мистер Лоренс, чье доброе старое сердце было полно сочувствия, которое он хотел показать, но не знал как.
Лори начал более оживленную пьесу. Несколько минут он играл с напряжением и мужественно прошел бы через это испытание, если бы в момент, когда музыка звучала тише, не послышался голос миссис Марч, позвавшей:
— Джо, дорогая, иди сюда. Ты мне нужна.
Те самые слова, которые жаждал сказать Лори, с другим значением! Прислушавшись, он забыл, где остановился, и музыка завершилась оборванным аккордом, а музыкант остался молча сидеть в темноте.
— Не могу это выносить, — — пробормотал старик. Он встал, ощупью приблизился к фортепьяно, ласково положил руки на широкие плечи и сказал нежно, как женщина: — Я знаю, мой мальчик, все знаю.
С минуту ответа не было, потом Лори спросил резко:
— Кто вам сказал?
— Сама Джо.
— Тогда кончим этот разговор. — И он нетерпеливым движением стряхнул с плеч руки дедушки. При всей благодарности за сочувствие мужская гордость не могла вынести мужской жалости.
— Подожди. Я хочу кое-что сказать тебе, и тогда кончим, — ответил мистер Лоренс с необычной мягкостью. — Ты, вероятно, не захочешь теперь остаться дома?
— Не собираюсь бежать от девушки. Джо не может запретить мне видеть ее, и я останусь столько, сколько захочу, — ответил Лори с вызовом.
— Нет, если ты джентльмен, а я считаю тебя джентльменом. Я тоже разочарован, но девушка не может ничего с этим поделать, и единственное, что тебе остается, — это уехать на время. Куда ты хотел бы поехать?
— Куда угодно. Мне все равно, что со мной будет. — И Лори встал с равнодушным смехом, резавшим слух его дедушки.
— Прими это как мужчина и, Бога ради, не делай ничего безрассудного. Почему бы тебе не поехать за границу, как ты и хотел, и не забыть обо всем?
— Не могу.
— Но ты так хотел поехать, и я обещал тебе, что ты поедешь, когда окончишь университет.
— Ах, я же собирался ехать не один! — И Лори быстро зашагал по комнате с выражением лица, которого дедушка, к счастью, не видел.
— Я не предлагаю тебе ехать одному. Есть человек, который готов и рад поехать с тобой в любой конец света.
— Кто, сэр? — Лори остановился, чтобы услышать ответ.
— Я сам.
Лори подошел к нему так же стремительно, как прежде отошел, и, протянув руку, сказал хрипло:
— Я себялюбивая скотина, но… вы понимаете… дедушка…
— Помоги мне Господь, да, я знаю, ведь я сам прошел через это в юные годы, а потом и с твоим отцом. Ну же, дорогой мой мальчик, сядь спокойно и выслушай мой план. Все уже готово, и можно осуществить его сразу, — сказал мистер Лоренс, удерживая юношу, словно боялся, что он убежит, как это было с его отцом.
— Хорошо, сэр, что за план? — И Лори сел без всякого признака интереса в лице и голосе.
— У меня есть дело в Лондоне, которым надо заняться. Сначала я думал поручить это тебе, но, пожалуй, лучше сделаю все сам, а здесь все будет хорошо и без меня, так как Брук умело ведет дело. Мои партнеры делают почти все сами, я лишь стою во главе предприятия в ожидании, пока ты займешь мое место; так что я могу уехать в любое время.
— Но вы же терпеть не можете путешествовать, сэр. Я не могу просить вас об этом в вашем возрасте, — начал Лори. Он был благодарен дедушке за самоотверженность, но предпочитал если уж ехать, то ехать одному.
Старик отлично знал это и именно такое развитие событий стремился предотвратить: настроение внука свидетельствовало о том, что было бы неразумно предоставить его самому себе. И, подавив естественные сожаления о домашнем уюте, с которым придется расстаться, он сказал твердо:
— Помилуй, я еще не старая развалина. Идея поездки кажется мне довольно привлекательной: путешествие принесет мне пользу, развлечет, а мои старые кости ничуть не пострадают, ведь в наши дни путешествовать не труднее, чем сидеть в кресле.