Хороший мальчик. Строптивая девочка
Шрифт:
Отцу понадобилось в Москву по делам. Он отбрыкивался и отказывался как мог, но у клиентов что-то очень сильно не срасталось. И мама, наблюдавшая за всеми его метаниями, объявила, что сама в состоянии справиться с одним единственным младенцем, к тому же Кир и девочки готовы оказать всю возможную помощь. Отец не соглашался, и мы как три болванчика, синхронно кивающие головами, объявили, что никуда не уедем, пока он не решит всех своих проблем. Поэтому Александру Дмитриевичу пришлось сдаться и покинуть своё родовое гнездо на два дня, за которые мы в конец довели маму до белого каления своей заботой и тревогами. В результате чего,
Впрочем, за эти два дня случилось ещё одно важное событие. А именно звонок отца из Москвы.
Дело было в том, что в обычные свои визиты в столицу, если папа приезжал один, он всегда селился у нас с Дамом. Бывало не так часто, но случалось. Вот и в этот раз, после аэропорта и пары деловых встреч отец прямой наводкой отправился куда? Правильно, на нашу квартиру. А там, как известно, обитал не только один Бонифаций, но ещё и Вера. Про которую я до сих пор не имел возможности поведать родителям. Сначала мне не хотелось никого вмешивать в наши отношения, братьев за глаза хватало, а затем просто откровенно было не до этого.
Так вот, в тот вечер мы как всегда сидели у нас в комнате и вяло пикировались с Ромой по очередному пустяку, когда у меня зазвонил телефон. А поскольку отец улетел только утром, а сейчас на дворе уже была глубокая ночь, я был слегка озадачен.
— Да, пап?
— Два вопроса, — одновременно раздражённо и раздосадовано сообщил папа. — Первый, что это за чудо с фиолетовой головой? И почему она падает в обмороки?
Глава 22
Самым сложным оказалось просто удержать себя на месте и не впасть в отчаяние. Когда Чернов позвонил и сказал, что не приедет, мне показалось, что мир ушёл из-под ног. Не знаю, потемнело у меня в глазах или нет, но я тогда долго сидела на университетской парковке и смотрела в пустоту. Первым осознанным порывом было вернуться к Кроле, отключить телефон и зарыться в общаге, ну или вообще уйти жить к Севке. Но какое-то внутреннее сопротивление заставило собрать остатки гордости в кучу и поехать к нему домой.
Квартира встретила беспорядком, разбросанными вещами и подвывающим псом. И ладно если бы вещи принадлежали только моему (а моему ли?) свинотному Чернову, который в принципе не особо запаривался из-за порядков, то неопрятность со стороны Дамира смотрелась достаточно подозрительно, так если бы оба уходили в спешке.
Тянуло позвонить Стасу и узнать, что это вообще такое было. И могу ли я расценивать его поведение как конец отношений. Хотелось быть сильной и независимой, а получалось наоборот. Слонялось по квартире и нервно грызла ногти, пытаясь убедить себя, что пора собирать вещи. В последнее верить не хотелось, спасалась мыслями о том, что порядочный до мозга костей Чернов вряд ли мог просто так свалить куда-то в закат, не расставив финальных точек между нами. Поэтому оставалось только ждать, и пытаться не наделать глупостей.
И вот, спустя пять часов моего ожидания, раздался звук входящего сообщения. Я была на кухне с Бонифацием, нервно курила в форточку и сама себя же презирала за эту слабость. Но найти в себе сил выйти из квартиры и не нарушать своих же собственных правил, я так и не смогла. Первым отреагировал пёс, видимо не меньше моего ожидающий новостей от непутёвого хозяина.
Медленно затушив остатки сигареты об блюдечко, двинулась вслед Боньке.
«Мы улетели к родителям. Мама в больнице, пока ничего не известно».
Пальцы сами сжимаются на корпусе телефона, отчего тот кажется даже хрустит.
Предательское облегчение расходится волнами по телу, очень быстро сменяемое жгучим стыдом за то, что у него там вопрос жизни и смерти, а я тут любовью своей страдаю.
«Всё будет хорошо. Напиши мне потом».
И это тоже целое решение, что сказать ему. Что вообще говорят в таких ситуациях? Боже, сделай так, чтобы всё было хорошо. Ради него, ради их всех.
«Ты же дождёшься меня с Бонифацием?»
«Обязательно», — не раздумывая, обещаю я ему.
И я правда жду, день, два, неделю, две… На самом деле это не так уж легко, сидеть и ждать. Даже, несмотря на то, что я знаю, что он рано или поздно приедет. Недосказанность. Это то, что всё ещё разделяет нас, похлеще всех расстояний и километров. Неловкое молчание и непонимание того, что же ожидает нас дальше.
Он пишет, каждый день, что-то лёгкое и нежное. А я напрягаю всю свою игривость, пытаясь поддерживать тон наших сообщений, чтобы не грузить и не грузиться. Понимаю, что все самые важные разговоры ожидают нас впереди. Он так и не позвонил, а я и не настаивала, побаиваясь того, что мы можем сказать друг другу. Казалось, стоит услышать его голос и тот дурацкий вечер, словно вставший на репит, оживёт снова.
Набрала смен в баре, Сева недовольно бурчит и грозит пожаловаться на меня Стасу, а я только отмахиваюсь от него рукой, зная, что не сделает. Просто не могу сидеть в их квартире и ждать. Мне нужно действовать, мне нужно чем-то забивать свою голову. Я опять невыспавшаяся и голодная. Только о последнем я догадываюсь слабо, так как вообще не думаю об этом, а рядом нет Кроли, которая бы пыталась хоть что-нибудь впихивать в меня по утрам. Пара кружек кофе и полпачки сигарет, мой удел, на котором я умудрилась продержаться пару дней, прежде, чем меня повело впервые. Стояла за стойкой, выдавливая из себя улыбку, которая в последние дни безобразной маской приклеилась мне на лицо, когда у меня стали подгибаться ноги. Стояла-стояла, а потом полетела, очень плавно как в замедленной съёмке. Повезло, что рядом был Юрка, который по непонятной случайности оказался по эту сторону бара.
Сева тогда долго рычал и распекал меня, обещая прибить. Я списала всё на переутомление, но отказываться от смен упрямо не стала, понимая, что просто сойду с ума в квартире братьев.
Но есть я себя заставила, капитально так разозлившись. У меня вообще состоялся очень серьёзный разговор со своим отражением в зеркале, когда я втолковывала своей бедовой голове, что нельзя впадать в зависимость. Можно сколько угодно любить Стаса, скучать и хандрить, но забивать на свои потребности я не должна, как бы хреново не было. Иначе это крах всему. Это ведь как очередная попытка зарыться в себе или своих проблемах, наказывая себя и прячась от мира.