Хоровод времен. Всегласность

Бальмонт Константин Дмитриевич

Те, — как болезнью слоновою Важно распучив живот, — С алчностью смотрят суровою, Мир это пища им в рог. Те, развернув семипалые Руки, по тысяче рук, Зубы оскалили алые, — Надо почтенья вокруг. Те, разукрасившись блестками, — Женская будет статья, — Вместе с мужчинами — тезками Славят восторг бытия. Груди у них поразвешаны Вроде как будто лозы, Взоры глядящих утешены, Даже до нежной слезы. Дальше герои вельможные, Палица в каждой руке, Это — столпы придорожные, Дамбы в великой реке. Если

без них, так разъедется Влага в чрезмерный разлив, Лоб здесь у каждого медится, Каждый охранно красив. Дальше — со лбом убегающим, Это советники все, Взором мерцают мигающим В мудрой и хитрой красе. Зная, что столь предпочтителен Зад пред неверным крылом, Их хоровод умилителен, Каждый мешок здесь мешком. Дальше — фигуры медвежие, Храбрости бравый оплот, Кровью помазаны, свежие, Сильные, добрый народ. Я освятил их заклятьями, Кровью своей окропил, Будьте здесь слитными братьями, Связью устойных стропил. Я освятил их напевами, Кровью и птиц и зверей, Будьте как юноши с девами, В страсти любовной своей. Я освятил их гаданьями, Кровью ущербной Луны, Будьте моими созданьями, Будьте, хочу, вы должны. Я прохожу в этом множестве, Кровью я лики кроплю, Царствуйте здесь в многобожестве, Каждого я полюблю. Будут вам жертвы багряные, Алости снова и вновь, Капли кроплю я румяные, Чару влагаю я в кровь.

«Я из белой страны…»

Я из белой страны  — Кто сказал? Кто сказал? — Я из белой страны, Я из белой страны.

«Прежде, видя, как снежинки…»

Прежде, видя, как снежинки В воздухе летают, Говорил я: серебринки, Говорил: с цветов пушинки, Стаи феи летают. И конечно. Ведь красивы. Ишь как шелушатся. Заплетаются в извивы, И летят, как хлопья ивы, Пухом вниз ложатся. Да постои. Не так уж глуп я. Знаю те алмазы. Да, узнал. Не так уж туп я. Это — кожа, это — струпья Моровой Проказы. Там на Севере, седая, И еще на Юге, Спит Проказа мировая, И скребется, восставая, На Полярном круге. Позевает, поскребется, Налущит лохмотий, Глянет, плюнет и ругнется, Туча на небе сберется, Тут на повороте. На углу ворот Полярных, Ведьминому сказу Послушал, в клубах парных Накопила снов угарных, Понесла заразу. На зеленые поляны Дунет, все повянет. Заморозила туманы, Бросит между трав изъяны, Мертвый узел стянет. И посыплет, и засеет, С краю и до краю. Цепенение навеет, Заметелит, завладеет, Брежу, засыпаю.

«В западне я у врага…»

В западне я у врага. Где же быть мне? Здесь в юрте? В этой душной тесноте? Или выйти на снега? Как выходят на луга? Там теснее в пустоте, В безграничности того, Что едино и мертво. Я вольнее между стен, Где хоть тени перемен, Где хоть это для меня: — Тихий треск и скок Огня. На равнине я мертвец В безраничности гробниц, Где начало есть конец В одноцветном без границ Там я в вольности — скелет, Здесь я в тесности — живой. Мной зажженный — дышит свет В этой келье гробовой. Только выйду, видно мне, Что со мною никого. Здесь же в жарком полусне Оживает вещество. Я подушку обниму, Я с покрышкой говорю. И шепчу я в полутьме К неизвестному, ему. Мне отрадней и вольней Закрывать свои глаза, Обращаясь мыслью к ней, Чьи глаза как бирюза. С непостижной говорю, Распаляюсь и горю, В теле есть такой огонь, Что уж вот я не один. Ветер взвыл. Ну, что ж, трезвонь, Но меня в тиши не тронь, Здесь не царство диких льдин Здесь хоть в грезе, я ловлю Чье-то нежное «Люблю», Хоть в гробу, но властелин.

«Я узнал сегодня ночью…»

Я узнал сегодня ночью, Что воочью, что воочью Вещи все — живые. Я зажег огонь, и думы Думал, думал Ветра шумы Доходили до меня, Круговые. Я глядел на скок Огня. Сине-красную он пляску Начинал и изменял, Взявши желтую окраску Зачинал иную сказку, Становился снова ал, В дым бежал, в седые дымы, Перемешивался с ними, Прогонял их от себя, Бил их прутьями цветными, Языками расписными, Пламецветности дробя, Сам собою обольщался, Голубою клятвой клялся, Что нельзя же не любя Так неистово метаться, Так несдержанно гореть, Был как золото, как медь, Фиолетово мерцая, Начинал тихонько петь, Вился, дымы обнимая, Снова дыму пел: Не тронь, Нет, не тронь, ведь я Огонь. Золотился реже, реже, Загрязнялся чаще, чаще. И на шкуре я медвежей Размышлял, что я пропащий, Что когда-то я весной Был с любимою женой, Проходил по вешней чаще, Каждый листик был алмаз, Каждый цветик нежил нас, О, я помню, как коснулся Я губами нежных губ Как невольно усмехнулся Я на свежесть поцелуя, Каждый, к зубу льнущий зуб, Каждый нежный белый зуб Мне любовно улыбнулся, Жил в отдельности ликуя, О, я помню как меня Тонкий ток пронзил огня, Как я сжал ее, и ало Улыбалася заря, И лесная тишь качала, Без конца, и без начала, Двух влюбленных, в ком, горя, Было счастье обниматься, Так, вот так, прижать, прижаться, Так, вот так… Постой, постой, Что такое, что такое, Что такое здесь со мной? Я лежу в палящем зное С изумительной женой! На медвежей был я шкуре, А теперь — в объятьях чьих? В поцелуйной дикой буре, Мне Огонь поет свой стих, Я в истомности касаний, Я целую, я дрожу, Я в сияньи, я в тумане, Кто со мной, не услежу, Что со мной, не расскажу, Я вступил в огонь горячий, Телом я вошел в весну, Я захлебываюсь в плаче, В сладком хохоте стону, И кругом, с Огнем качаясь, Расцвечаясь в красоте, Отраженьями встречаясь, Пляшут вещи все в юрте, Пляшет утварь, пляшут стены, Сумрак шепчется живой, Все в дрожаньи перемены Поцелуй есть теневой, К огневому средоточью, Словно шабаш круговой, Всех вещей стянулся рой. Это видел я воочью, Нынче ночью, нынче ночью, И теперь уж я — другой.

«Что там в складках волчьей шубы…»

Что там в складках волчьей шубы? Что-то есть там? Кто-то скрыт? Усмехнувшиеся губы? Кто-то молча говорит? Мне подмигивает. Вижу. Осовелые глаза. А! проклятый! Ненавижу! Тощий дьявол и коза. Закривившаяся морда, Полусломаны рога. А при этом смотрит гордо, Словно — вот, мол, съем врага. Шевельнул я краем шубы Надоело Уходи. Снова тут Оскалил зубы Хвост означил позади. Ну, чего ты? Говори же. Раз пришел, так для чего? Ухмыльнулся Смотрит ближе. Видно, хочет своего. А чего, ему известно. Вправо, влево он мигнул. Встали тени, так, что тесно. В голове, как в улье, гул. Расползлись, как черви, лики, Копошатся и глядят. Хоть ручные, все же дики, И косят неверный взгляд.