Хоровод
Шрифт:
Сначала священник представил себя и своего спутника в присущей ему грубой и резкой манере.
— Со мной вы уже знакомы. А это доктор Гесслер, он приехал из-за границы. Он несколько лет прожил в вашей стране.
Обнажив лысеющую голову, Гесслер на хорошем английском пояснил, что родился в Базеле, но большую часть жизни провел в Женеве и разных городах Германии.
— Я был в Лондоне, в Эссексе, но на севере впервые. По вашему выговору я понял, что вы из Северной Англии. Моя специальность — языки.
Анна ответила, что она — графиня Нортумберлендская,
— Однажды я проезжал Нортумберленд, прелестное место, весной там очень красиво, тепло, все вокруг зеленеет. — Гесслер и Анна улыбнулись друг другу. Нечего и говорить, что Нортумберленд казался раем в сравнении с убогой и нищей Шотландией с ее пронизывающими ветрами, не утихающими в любое время года.
Священник сурово оборвал этот обмен любезностями:
— Мы пришли не для того, чтобы обсуждать климат и красоты природы, а для того, чтобы судить эту женщину за содеянные ею преступления.
Анна впервые обратила внимание на священника и с достоинством возразила:
— Я не совершала никаких преступлений в Шотландии. Вы не имеете права предъявлять обвинения английской аристократке. Да, я мятежница, я выступила против своей королевы, но лишь она вправе судить меня, а не вы, — единственным оружием графини в этот момент была ее родовитость и то, что она англичанка.
Гесслер глянул на священника.
— Вы удовлетворены таким ответом?
— Совершенно неудовлетворен. По-моему, она такая же графиня, как я, но даже если она говорит правду, то мне наплевать. Меня не интересует английская блудница, будь она хоть трижды королевой. Меня интересуют преступления, совершенные этой, — священник ткнул в Анну пальцем, — женщиной в Шотландии.
Гесслер снял очки и стал задумчиво протирать стекла мягкой голубой тряпочкой. Водрузив их на место, он повернулся к Анне.
— Преподобный отец недоволен вашим ответом, поэтому нам придется приступить к первой степени.
— К первой степени? — удивленная Анна пыталась понять, что скрывается за этими словами.
— Совершенно верно. Я — Следователь Истины. Наука нашла способ безошибочно отделять правду от лжи. Я буду с вами откровенен и надеюсь, что могу ожидать того же и от вас. Первая степень состоит в том, что мы продемонстрируем вам наши орудия. Обычно их пускают в ход лишь на третьей степени.
— Какие орудия? — Анна попятилась к своей соломенной постели.
— Хорошо, что вы спросили об этом, — заметил доктор Гесслер, подтаскивая кожаный сундук поближе к графине. Анна недоуменно смотрела, как он щелкал замками и развязывал ремни, стягивающие сундук.
— Вот они, эти орудия. — Гесслер достал щипцы, посередине которых была натянута короткая струна. Она позволяла сводить и удерживать вместе острые концы. — Это щипцы, или клещи.
Дальше он извлек из глубин сундука с полдюжины разных тисков и тисочков, размером с палец.
— Извольте поглядеть на тиски. Мы называем их «Мигни разок», — заметил священник.
Оцепенев от ужаса, Анна смотрела, как маленький человечек один за другим выкладывает жуткую коллекцию, словно сумасшедший лудильшик выставляет напоказ свои изделия. Гвозди, иглы, шипастые железные проволоки... Казалось, этому никогда не придет конец. Анна забралась с ногами на тюфяк и прижалась спиной к выдолбленному в стене кресту, желая отодвинуться как можно дальше от этих чудовищных железных игрушек. Каждая из них была предназначена для безжалостных пыток.
— Госпожа, вам нет нужды беспокоиться, — мягко произнес Гесслер. — Я же сказал, что только покажу их вам. Эти орудия не применяются вплоть до третьей степени. Представьте себе лестницу. А это ступени. Первая абсолютно безопасна. И никто не заставляет вас подниматься выше.
— Уберите это, — дрожащим голосом попросила Анна. Ветерок с воли холодил спину. — Вы не имеете права...
— Кстати, а вот и сапожок. — Гесслер достал железное подобие сапога, с винтами и клиньями. Он опустился на колени перед Анной. — Вам ничего не грозит до тех пор, пока вы стоите на первой ступени, то есть до тех пор, пока вы будете говорить нам правду и только правду.
— Я вам не лгу! — закричала графиня так, словно Гесслер стоял не рядом с ней, а где-то далеко-далеко.
— Я графиня Нортумберлендская. Вы можете получить за меня хороший выкуп, если я останусь цела и невредима.
Священника, похоже, рассмешили эти слова.
— В Шотландии строго чтут закон. Все равны перед ним. Ваше положение не спасет вас. В прошлом году лорда Аайона, главнокомандующего, сожгли как колдуна. А он, в отличие от вас, был шотландец и мужчина.
Гесслер одобрительно кивнул.
— Мне ведомо и большее. Я слышал, как женщины клялись и божились, что они беременны, что одержимы, что они монахини, некоторые даже сознавались, что они Майские королевы. Все это не имеет ровно никакого значения. Важно, почему вы оказались здесь.
— А почему я оказалась здесь? Что вы хотите этим сказать? — Анне казалось, что весь мир сосредоточился в каменных стенах темницы, и этот мир сошел с ума.
— Вам это должно быть известно лучше, чем нам, — примирительно сказал Гесслер. — Ну что же, откровенность за откровенность. Я честно предупредил вас, при первой степени эти орудия не применяются. Я честно предупредил, что это происходит только на третьей. Если вы не будете столь же честны с нами, вам придется их попробовать.
— Я не сделала ничего дурного. — Анна знала, что на ее совести много грехов, но ее мучителей не интересовало ни то, что она полюбила Джока, ни то, что она бросила Элисон одну в лесу.
Маленькие глазки преподобного отца буравили ее с нескрываемым отвращением.
— Для начала можете признаться, что вы папистка.
— Меня с рождения воспитывали в этой вере. — Анна старалась побороть дрожь в голосе. — Меня учили, что в каждой женщине живет Пресвятая Дева, а в каждом мужчине — Иисус Христос, как в Папе Римском, так и в вас. — В последних словах прозвучал плохо скрытый вызов. Анна скорей допускала, что и в священника, и в Гесслера вселился Дьявол.