Хосров и Ширин
Шрифт:
Для сердца Шируйе Ширин была нужна,
И тайну важную да ведает она.
И молвил ей гонец, его наказу вторя:
«С неделю ты влачи гнет выпавшего горя.
Недельный срок пройдет — покинув мрак и тишь,
Ты двухнедельною луной мне заблестишь.
Луна! В твоей руке над миром будет сила.
Все дам, о чем бы ты меня ни попросила.
Тебя, сокровище, одену я в лучи,
От всех сокровищниц
Ширин, услышав речь, звучащую так смело,
Вся стала, словно нож, вся, как вино, вскипела.
И молвила гонцу, потупясь: «Выждем срок!»
Так лжи удачливой раскинула силок.
И скоро Шируйе такой внимает вести:
«Когда желаешь ты царить со мною вместе,
Ты соверши все то, что я тебе скажу.
Я благосклонностью твоею дорожу.
Уже немало дней я чувствую всей кровью,
Что я полна к тебе растущею любовью.
И если в дружбе я, как ведаешь, крепка, —
Все для меня свершить должна твоя рука.
В своих желаниях я так необычайна, —
Но есть в них, Шируйе, и сладостная тайна.
В тот час, когда с тобой соединимся мы,
Я все тебе скажу среди полночной тьмы.
Прошу: ты пышный свод дворцового айвана
Снеси, хотя достиг он яркого Кейвана.
И дальше: повели, чтоб выкинули вон
Из царского дворца Хосрова древний трон.
Чтоб след могущества разрушили, чтоб рьяно
Взыграл огонь и сжег весь пурпур шадурвана.
Джемшида чашу, царь, вели сломать, чтоб к ней
Не мог нас привлекать узор ее камней:
И коль Парвиза власть уже не ширит крылья,
Пускай Шебдизу, царь, подрежут сухожилья.
Когда исполнят все, исполнят все подряд, —
Пусть погребения свершается обряд.
Дай шахматы царя из яхонтов на зелье
Целебное — сердцам подаришь ты веселье.
Пусть голубой поднос разломят, — бирюза
Пусть в перстнях и серьгах всем радует глаза.
Не слушай, как Хосров, ты без конца Барбеда,
Навеки изгони ты из дворца Барбеда.
Когда моих забот исчезнет череда,
Служением тебе так буду я горда!
И я склонюсь к тебе той сладкою порою
И тайну замыслов, как молвила, открою».
И сердце Шируйе отрадою полно,
По слову Шируйе все было свершено.
Все замыслы Ширин свершились друг за
Все сделал Шируйе, чтоб стать ее супругом.
«Твой выполнен приказ», — услышала она.
И пылом радостным прекрасная полна.
Все из вещей царя, все из одежд царевых, —
От обветшалых риз и до нарядов новых,-
Все нищим раздавать велит она скорей.
Все на помин души — души царя царей.
Смерть Ширин в усыпальнице Хосрова
Заря меж облаков встает не в зыби ль сладкой?
Но сладкий день, взойдя, принес погибель Сладкой.
Хабешский негр, во тьме несущий камфору,
Рассыпал тюк — и луч прошел по серебру.
Из крепости смотрел на месяц чернокожий —
И вдруг оскалил рот, смеясь, как день пригожий.
Вот кеянидские носилки, лишь заря
Блеснула, сделала царица для царя…
Носилки в золоте; в кемарское алоэ
Рубины вправлены, напомнивши былое.
И царь, как повелел времен древнейших чин,
На ложе смертное положен был Ширин.
В назначенный покой, Ширин услышав слово,
На царственных плечах цари внесли Хосрова.
И там пред мраморным бесчувственным лицом
Носилки обвили торжественным кольцом.
И каждый палец стал у бедного Барбеда
Калам расщепленный. Весь мир был полон бреда.
На этот хмурый мир взирал Бузург-Умид.
Он, миру верящий, от мкра ждал обид.
Стенал он: «Небеса да внемлют укоризне:
Лишился жизни шах — и нас лишил он жизни.
Где всех народов щит? Где слава всех царей?
Где стяг и острый меч, что всех мечей острей?
Где тот, чья на миры легла победно риза?
Где скрылся наш Кисра? Где нам сыскать Парвиза?
Коль к переезду ты далекому готов,
Равно, Джемшид ли ты, Кисра, иль ты — Хосров!»
Прислужниц и рабов понура вереница.
Средь них, как кипарис, идет Ширин-царица.
В кольце ее серег сокровища морей,
На плечи за кольцом легло кольцо кудрей.
Насурьмленных бровей растянутые луки,
Хной, как пред свадьбою, окрашенные руки.
И золотой покров течет с ее чела,
И ткань Зухре огнем вдоль стана потекла.
Кто мог бы смертные так провожать носилки?
Прохожих опьянял и страстный взор и пылкий.