Хоть весь мир против нас
Шрифт:
— Я с удовольствием выбью всю правду из этого Иуды, господин президент, — каннибальски оскалился Хуан Милито. Сложив пальцы в «замок», он громко хрустнул суставами.
Адмиралу Добрынину не терпелось вернуть захваченную базу законным хозяевам и тем самым восстановить статус-кво на своем объекте. У них самих скоро проблем будет выше крыши, так что не стоит затягивать с этим делом.
— Мордобой — примитивный и малоэффективный способ дознания. — Адмирал пошел ва-банк. — Пусть майор занимается базой, а пленника разговорю я. Так сказать, тряхну стариной,
Банкетный зал замка быстро опустел: кроме адмирала Добрынина и главы Ориноко остались несколько чиновников из свиты президента и группа боевых пловцов.
Пока Николай Николаевич обрабатывал боевой химией полковника Неонелу под неусыпным надзором Вилли Честерса, Енот развернул на столе радиостанцию и наладил связь с флагманом отряда. Остальные диверсанты подбирали разбросанные по замку трупы и по антитеррористической традиции складывали их в ряд посреди банкетного зала.
Один Савченко маялся без дела: таскать покойников было не командирское дело, а к допросу его не подпустили большие звезды. Вот и сидел Стрелок на подоконнике, наблюдая за чужой работой.
Адмирал Добрынин, закатав рукава белой парадной гимнастерки, как профессиональный медик, наполнил шприц густой янтарно-золотистой жидкостью, затем надавил на поршень — из иглы брызнула тонкая струйка. Николай Николаевич удовлетворенно кивнул и, игнорируя дезинфицирующие средства, воткнул иглу в вену Неонелы, в долю секунды сделав инъекцию.
Адмирал небрежно бросил шприц рядом с разложенными на столе остальными ампулами, затем, сложив будто пианист пальцы в «замок», громко хрустнул.
— Капитан-лейтенант, закурить есть? — глянув на Савченко, спросил он. Адреналин, хлынувший в кровь старого аса разведки, заставил его вспомнить бурную молодость. Будто прозвучал горн для боевой лошади.
— Опять не курю.
— Правильно, с твоей безопасной профессией ой как необходимо думать о здоровье.
Не прошло и минуты, как психотроп начал действовать. Лицо полковника из смуглого неожиданно приобрело ядовито-лимонный оттенок, глаза закатились, а губы растянулись в блаженной улыбке.
— Клиент созрел, сейчас побеседуем, — по-русски произнес Добрынин, затем наклонился к пленному и неожиданно отвесил тому звонкую оплеуху, после которой глаза вернулись в естественное положение. Дальше разговор пошел на незнакомом Виктору испанском языке.
Адмирал задавал вопросы в темпе, почти скороговоркой, а Хуан Неонела бормотал медленно, как будто демонстрировал процесс замедленной съемки, время от времени невпопад хихикая. Президент Честерс стоял чуть в стороне, словно боксер перед боем, наклонив вперед корпус и сжав руки в кулаки. Слушая «исповедь» заговорщика, он то и дело задавал наводящие вопросы, которые до пленного доводил Николай Николаевич.
Наконец голова полковника безвольно упала на грудь, адмирал выпрямился и бодро подмигнул Савченко. Виктор понял: «скоростное потрошение» закончено, и весьма успешно.
— Радист,
— Готово, — мгновенно откликнулся Енот, протягивая адмиралу небольшой пластиковый микрофон.
— «Кронштадт», организуй канал связи со штабом президентской гвардии, — распорядился Николай Николаевич и передал микрофон Вилли Честерсу. Главная роль в этой пьесе, написанной заговорщиками, отводилась главе государства, ему по закону жанра и отводилась финальная партия.
Радиорубка флагмана отряда российских кораблей в свою очередь исполняла роль ретранслятора, соединявшего замок Святого Захария со столицей.
Президент говорил зычным командным голосом, как настоящий военачальник, четко отдавая распоряжения подчиненным. Из всего услышанного Виктор понял только одно слово, вернее, имя Николас — так звали начальника президентской гвардии, боевого товарища и единомышленника Вилли Честерса. Сперва образовалась заминка: видимо, дежурный по штабу соединял президента с мирно почивающим командующим (еще бы, глубокая ночь на дворе). Дальше все пошло как по нотам.
Закончив говорить, президент вернул микрофон Еноту и, глубоко выдохнув, обратился к адмиралу:
— Николай, сделай нашему другу еще один волшебный укол, я хотел бы узнать список заговорщиков, а заодно просто интересно, кто состоит в тайном обществе.
А тем временем за сотни километров отсюда под вой тревожной сирены к своим вертолетам бежали дежурные экипажи, в казармах бойцы президентской гвардии получали оружие и боеприпасы. По-змеиному шипя прогретыми двигателями, с самолетной стоянки выкатывались остроносые истребители…
Дорога на Сан-Симон была не особо широкая — ее когда-то построили американские капиталисты, владевшие в то время нефтяными концернами в стране. Прошел не один десяток лет, и ширины трассы в дневное время явно не хватало, но качество покрытия и сейчас было выше всяческих похвал. Колонна грузовиков стремительно неслась к своей цели.
Плантатор, облаченный в форму офицера оринокской морской пехоты, расположился в кабине головной машины. Рядом за рулем грузовика сидел темнокожий верзила, в недавнем прошлом гаитянский контрабандист, потерявший во время последней экспедиции товар. История оказалась «мутной», по мнению заказчиков, и, чтобы спасти свою шкуру, ему пришлось броситься в бега, а чтобы заработать на жизнь — податься в наемники.
Опасаясь, чтобы в ответственный момент его армия не «сдулась», Плантатор час назад приказал им принять по таблетке боевого допинга, который спецназовцы в шутку называли «озверином». Теперь его бойцы в течение дальнейших шести часов будут бодры и выносливы, а главное, все это время им будут чужды страх и сострадание. А больше ничего и не надо.
Плантатор посмотрел на экран прикрепленного к приборной панели навигатора — до столицы Ориноко оставалось сорок минут езды.
Темнокожий водитель напевал под нос что-то протяжное и не особо веселое. Командир наемников прислушался.