Хотеть не вредно!
Шрифт:
Иногда казалось, что лед растоплен. Вот-вот и приручим Марашу с Борисом, втянем в жизнь класса. Ан, нет! На следующий же день явятся, как ни в чем не бывало, все такие же отстраненные, чужие. Мне нестерпимо было это видеть!
Однажды девчонки пристали ко мне:
— Анька, придумай что-нибудь: танцевать охота, а Пушкин не разрешает просто так собираться. Обязательно тематический вечер нужно провести.
Пушкин — это наш директор. Вот уж кто был пародией на свою фамилию! Он вел у нас историю и обществоведение. Приходил в класс, садился на стул и начинал монотонно читать с учебника очередной параграф. Мы не шумели: директор все-таки, но занимались, кто чем хотел. Переписка процветала именно на его уроках. Самое обидное было то, что Пушкин вытеснил нашего любимого историка, Юрия Евгеньевича, который вел нас с пятого класса. Юрий Евгеньевич был поэт в своем деле. Он возил ребят в археологические экспедиции искать могилу Чингисхана. Он основал в школе краеведческий музей, куда помещались предметы, привезенные с раскопок. До сих пор мне слышится его чеканный голос, когда натыкаюсь на имена Муций Сцевола, Леонид, Кай Юлий Цезарь. А как он рассказывал!
Теперь Юрий Евгеньевич вел у нас военное дело. Он был майор в отставке и всегда ходил в гимнастерке и галифе. Пожалуй, это первый в моей жизни взрослый мужчина, в которого я была чуть-чуть влюблена.
Однако вернемся к Пушкину. Мне предстояло придумать во имя класса что-нибудь интересное, чтобы это выдать за тематический вечер. Идея лежала на поверхности. Дело в том, что лето я провела в Москве у тетки. Там проходил кинофестиваль, и мне, темной провинциалке да еще страстной любительнице кино, довелось увидеть обожаемого мною Дина Рида.
Сейчас мало кто знает его. Американский певец, киноактер, борец за мир, изгнанный со своей родины за то, что у Белого дома выстирал американский флаг в знак протеста против войны во Вьетнаме. Вокруг него был ореол мученичества, под стать Солженицыну или Ростроповичу, только наоборот. А главное, он был красив! Тогда мы не видели голливудских фильмов, почти не знали американских звезд. На тусклом фоне Дин Рид смотрелся полубогом.
На фестивале было полно, конечно, отечественных знаменитостей. Совсем недавно я обомлела, увидев по телевизору рекламу с одной из тех знаменитостей: в рекламе показали старый ролик с того фестиваля. И меня собственной персоной, с дурацкой косой и челкой возле этой знаменитости.
Когда я вернулась в наш дикий поселок, было о чем порассказать девчонкам! То-то было торжество, девчонки чуть не сдохли от зависти. Однажды, рассказывая младшей сестренке о Дине Риде, я так увлеклась, что целая лекция получилась. Даже с музыкой: у меня имелись пластинки с его песнями. И вот теперь я вспомнила о той "лекции". Что если повторить ее для класса во внеурочное время?
Сказано — сделано. Зиночке (так мы называли нашу классную) сообщили об этом, Пушкин дал добро. Собрав свои сокровища: вырезки из журнала "Ровесник", фотографию с автографом, подаренную мне самим Дином, пластинки, а также прихватив старенький проигрыватель "Молодежный", я предстала перед классом. Боялась, что народ не соберется, даже при желании потанцевать. Особенно наши дорогие Наплеватели, которые еще днем что-то пробурчали по поводу обязаловки. Однако класс был почти в полном составе. Я уже начала тронную речь, когда двери открылись и в аудиторию важно вплыли Боря с Маратом.
Я вновь увлеклась, повествуя о "подвижнической" деятельности Дина Рида. Ребята слушали внимательно, даже с интересом, смеялись в нужных местах. Да, тогда рассказ о фанатической любви поклонников, которые раздирают рубаху кумира на куски, вызывал смех и искреннее недоумение! Я чувствовала себя актером на сцене: вот они мои благодарные зрители. Я и не знала, что так тщеславна. Но важнее всего почему-то было то, что Боря смотрит так серьезно, не отрывая взгляда. И слушает. Это было мое маленькое торжество.
Танцы получились. Правда, Боря с Маратом ломались, девчонки силком пытались их утащить танцевать. Но только не я! Для меня это было бы верхом оскорбления, откажись кто-либо танцевать со мной. А нарываться самой — слуга покорная! И это не от высокомерия, нет. От страшной неуверенности в собственных силах, от неверия в свою женскую суть.
Сейчас смешно об этом вспоминать: за всю жизнь я получила столько подтверждений моей женской привлекательности, даже с избытком, как казалось порой! А тогда хотелось любви, внимания от одного, единственного мальчика. Хотелось, чтобы кто-то любил, доказывал свою любовь, но я была совсем одна. Кругом все ходили парочками, без конца влюблялись и ссорились, дружили, гуляли. Говорят, даже целовались, правда, я этому не верила. Завидовала ли я счастливым парочкам? И да, и нет. Мой возлюбленный в мечтах был не такой, как наши разболтанные, глупые мальчишки. Я должна его уважать! Вот, например, Дин Рид…
Впрочем, пусть не Дин Рид, кто-нибудь поближе. Но на меня, кажется, никто не обращает внимания. Общественная жизнь заменяет мне личную, и так будет всегда… Я не замечала, как становилась все высокомернее, все строже судила мальчишек, демонстрируя презрение и чуть не брезгливость.
…Среди ночи я неожиданно проснулась. Поезд сильно качнуло на стыке, так что я чуть не свалилась с полки. Командировочные так и не явились в купе, а отставник мирно посапывал, зарывшись в подушку. Ну вот, теперь ни за что не усну до утра.
Я все вспоминаю, вспоминаю, так что приснилась встреча с одноклассниками, которая вскоре произойдет. Да! Приснился Борис. Он был такой старый, изношенный, спившийся! До сих пор остро ощущаю разочарование, которое пережила во сне. А что, ведь я не видела его двадцать пять лет! Все могло случиться. Я ничего не знаю о нем, кроме того, что он окончил училище, отслужил в армии, потом надолго уехал на север и, кажется, вернулся. Может, его и нет в поселке.
Что же было дальше тогда, в последний школьный год? Я только сейчас осознала, что, так кропотливо вспоминая чуть не по дням события того года, я, видимо, пытаюсь разобраться, что же произошло тогда у нас с Борисом. Или что не произошло, будет правильнее сказать.
Итак, девчонки разработали план постепенного приручения Братьев Карамазовых. Нам даже казалось, что появились какие-то сдвиги. А скорее всего, это происходило естественно: они просто взрослели.
Я скоро заметила, что наша красавица Любка Соколова, которую родители держали в ежовых рукавицах, заглядывается на Бориса. Она демонстративно вздыхала и шептала, закатывая глаза:
— Ах, Аполлон!
Я сердито фыркала на это:
— Нашла Аполлона!
А сама про себя думала: "Ну, если на то пошло, то скорее Давид Микельанджеловский". Впрочем, сам Борис не догадывался о наших томлениях и по-прежнему держался от всех в стороне.
На какое-то время нас всех сблизил весьма печальный повод. Умерла от рака учительница немецкого языка Анна Петровна, она же мама Тани Вологдиной. Это несчастье свалилось на нас в конце сентября. Я читала Горького и наткнулась на слова: "Хорошему человеку жить трудно, умереть — легко". Пошлый писатель Горький попал в самую точку, как мне казалось тогда. Подписка на похороны, дежурство у гроба, сидение с Таней по ночам. Она похудела и скукожилась как-то за одну неделю. Но самое страшное — это ее глаза. Мы боялись в них смотреть.