Хождение за два-три моря

Лоция Черного моря (и любого другого тоже) начинается с Важных Предупреждений Мореплавателям. Хороший пример авторского гуманизма: открывая книгу, читатель имеет право сразу узнать, что ему грозит.

Так вот,

эта книга — об одном не особенно дальнем походе. Не ждите острых ситуаций, захватывающих приключений: их тут нет. Сюжет, строго говоря, вообще отсутствует. Действующих лиц немного (причем ни одной женщины). Скандальных разоблачений не производится.

Повесть написана от первого лица одного из двух авторов. Нам показалось, что так легче сохранить для читателя интонацию разговора «с глазу на глаз».

Все это было на самом деле, читатель, было уже довольно давно. С тех пор многое могло попросту устареть.

Пограничный режим, например, в последнее время стал помягче, рыбалка возле Бердянской косы уже, говорят, не та, а город Жданов переименовали опять в Мариуполь.

Да что там — само море стало иным. Море было большое, помните? Очень эта фраза из сочинения какого-то мальчишки нравилась Антону Павловичу Чехову, нравилась именно своей простотой. Ну большим-то море осталось; однако еще несколько лет назад море было живое. Сейчас о Черном море так уже не скажешь.

Не изменились со времени нашего путешествия, пожалуй, только паруса, ветер и люди, которых почему-то тянет бродяжничать.

Просыпаться ниже ватерлинии было все еще непривычно.

Утро просочилось в каюту вместе с дождем. На койку падали холодные тяжелые капли. И это июль, Черное море! Я лежал в мокром спальнике с утренней мыслью недоспавшего: как я, собственно, здесь очутился?.. Зачем?..

«Недоспавший» — еще мягко сказано. Легли в час; в три состоялся аврал. Разбудил меня звон цепей, Ветер переменился, нас тянуло на отмели острова Джарылгач.

Я лежал в мокром спальнике и вспоминал, каково было в кромешной тьме, абсолютно голым, распутывать цепь запасного якоря. Когда в живот вонзается якорная лапа, возникает ряд интереснейших ассоциаций. Например, чувствуешь себя песчаным дном.

— …Баклаша! — позвал Сергей. — Спишь?

Я повернулся на бок. Знакомая теснота кубрика: койки носового отсека разделяет узкий проход, основание мачты и трап, ведущий к люку. На койке у левого борта распласталось длинное тело. Отрешенный взгляд устремлен вверх.

— Доброе утро, Сережик.

— Доброе. Ты как, не заболел еще?.. Интересно все-таки: ну почему я врач?! Славчик!

Я не ответил. Назначение Сергея Осташко на должность, определенную Судовой Ролью, загадки как раз не представляет. Если человек никогда не ходил на яхте, не умеет завести мотор и поставить парус, назначать его матросом

опасно. Роль врача сводила тот вред, который Сергей мог нанести здоровью окружающих, к минимуму. Я не сомневался, что числюсь боцманом примерно из тех же соображений. Непонятно другое. Причины, побудившие двух физиков-теоретиков изменить профессии, бросить дела и однажды утром проснуться в Джарылгачском заливе, — причины эти должны быть по меньшей мере уважительны. Интересно все-таки: в чем они состоят?.. Молчишь, Славчик?

Над головой протопали. Раздался — опять — звон якорной цепи, крики: «Набей фал! Подбери шкот!» — и вот, как всегда внезапно, внезапно и плавно, кубрик накренился. Койка подо мной начала мерно раскачиваться. Вдоль бортов зашипела, вкрадчиво зачмокала вода. Это был странный звук: будто рядом с яхтой кто-то бежал на лыжах по раскисшему снегу.

Вообще-то задавать вопросы поздно. Четвертый день похода; мы оба все же достаточно знали море, чтобы заранее предвидеть, на что идем. Мокрый спальник и хронический недосып составляют часть целого. Я поискал в себе запоздалое раскаяние — и не нашел.

— Вроде снимаемся, — взгляд Сергея по-прежнему не отрывался от полоски рассвета, проникающего в щели люка. — Все-таки согласись, Баклаша: повезло Нам! По-моему, все-таки повезло.

Везти начало месяц назад, в тот момент, когда совершенно незнакомый человек спросил, не желают ли «господа» «сходить в Астрахань».

Дело было на причале рыбаков-любителей, известном под кличкой Шанхай. В Сухом лимане, недалеко от стоянки паромов Одесса-Варна, краны и доки крупнейшего в стране Ильичевского порта зажимают личный сектор. К фарватеру стратегического значения лезут корявые мостки.

Берег облеплен жилыми сарайчиками — «куренями». На воде покачиваются лодки всех мастей и калибров. Ступая по их бортам, можно пройти «Шанхай» из конца в конец. Утром лодки уходят, а к вечеру по причалу запевают примусы, шкворчит на сковородках ставрида и пахнет лучшей на свете ухой — бычковой…

— Идемте в Астрахань, господа! — повторил незнакомец. Мы невольно опустили руки. Господа, кусаемые водяными блохами, стояли по колено в холодном лимане. Над нами нависало днище лодки. При окраске днища рук опускать не рекомендуется. Сверху выросли коричневые сосульки. Капель железного сурика стыла на глазах.

— Сейчас докрасим — и пойдем, — наконец нашелся Сергей.

— Ну давайте. Я жду, вот оно.

Мы проводили глазами прямую спину визитера. Из-под воротника выбивалась курчавая седина, взбегала на загорелое темя. Голова была гордо откинута — чуть в сторону и назад. Этим и завершилась наша первая встреча с Анатолием Даниловичем Кириченко, по профессии портным, удостоверение яхтенного капитана № 1656.

Странное предложение обрело плоть, когда мы впервые попали на борт «Юрия Гагарина». Двухмачтовик с вооружением шхуны и выстреленным вперед бушпритом, «Гагарин» не был похож на современную кокетливую яхту. Больше всего он напоминал старый парусник, парусник Стивенсона и Жюля Верна, восстановленный для новых приключений.