Хозяева Острога
Шрифт:
– Кстати, меня никто не спрашивал? – поинтересовался Темняк, уплетая хозяйскую размазню.
– А как же! Заглядывал друг дорогой.
– Который? Их у меня много.
– Тот самый, который перед твоей отлучкой наведывался.
Речь, безусловно, шла о Тыре, и эта новость настроения Темняку не добавила, скорее наоборот. В самое ближайшее время на верхотуру должны были прибыть гонцы лизоблюдов, что грозило вполне предсказуемыми последствиями. Упреждая их (и гонцов, и последствия), нужно было форсировать события, благо нынешнее состояние Стервозы этому вроде бы благоприятствовало.
– Если
– Я-то слезу пущу, да он не дурак. Обязательно тебя выследит.
– Это мы ещё посмотрим! Я ведь не клоп какой-нибудь. Я очень-очень кусачий клопище! – Ущипнув Зурку за тугую ляжку, Темняк умчался.
Состояние, в котором с некоторых пор пребывала Стервоза, ещё раз подтверждало версию о том, что любое разумное существо, пусть даже достигшее наивысшей стадии прогресса, будет всегда подвержено таким тривиальным страстям, как любовь, ненависть, ревность, зависть, гордыня и чадолюбие.
Более того, по мере эволюции от скота к богу, ранимость души будет постоянно возрастать, и со временем болезненная рефлексия, меланхолия, самобичевание и фрустрация станут основными категориями нравственного состояния человека или любого другого разумного существа.
В этой ситуации окажутся бесполезными и антидепрессанты, и психоаналитики, и гипнотерапия, и алкалоиды. Так будет продолжаться до тех пор, пока медики не научатся ампутировать душу – главный источник внутреннего дискомфорта.
Страдания сразу прекратятся или перейдут в какое-то иное качество, но в результате столь радикального вмешательства возникнет совсем другое существо, уже не относящееся к разряду людей.
Вполне вероятно, что всевозможные сверхъестественные создания, называемые то ангелами, то демонами, то духами, как раз и есть эти самые бывшие люди, достигшие высшего блаженства за счёт изъятия того, что всегда делало человека человеком. По крайней мере сведения о стыдливых ангелах, совестливых демонах и рефлексирующих духах отсутствуют. Михаил Юрьевич Лермонтов, и сам частенько страдавший хандрой, в этом вопросе не авторитет.
Куда ни кинь – всюду клин. То же самое и со страстями. Куда ни сунься – везде они! Пылают, кипят, тлеют… Применительно к Острогу, страсти были, наверное, единственным, что объединяло людей и Хозяев.
Темняку уже доводилось видеть Стервозу страдающую, Стервозу взбешенную, Стервозу торжествующую. Сейчас перед ним предстала Стервоза, изнывающая от любви. Не от любви к какой-то конкретной личности, а от любви в самом широком смысле этого слова.
И хотя главной составляющей этого чувства была всё же любовь плотская, направленная в конечном итоге на продолжение рода, кое-какие её крупицы доставались и окружающим, в данном случае – Темняку.
Он был обласкан, хотя и не просто так, а с оттенком укора, словно мартовский котище, после долгого отсутствия приковылявший-таки домой. В понимании Стервозы отлучки Темняка имели ту же самую природу, что и её предстоящий визит на крышу.
Конечно же, сейчас Стервозе было не до «бесед» на отвлеченные темы с визуальным сопровождением.
Разнообразные личные вещи, назначение которых Темняку не дано было понять, валялись в полном беспорядке, а пища в кормушке оставалась нетронутой, чем он и не преминул воспользоваться. Иногда Стервоза припадала к нему всем телом, а иногда, скорее всего, непроизвольно, отбрасывала прочь.
– Замуж вам надо, девушка, – пробормотал Темняк и завалился спать.
Причиной такого поведения была не только усталость, но и элементарный здравый смысл – уж если он Стервозе понадобится, то она его обязательно разбудит.
Снились Темняку вещи не самые веселые, а именно: нисхождение в сумеречную бездну улиц, визит Чечавы, потасовка с лизоблюдами, своя собственная смерть, неприятная, как и всякая смерть, которую встречаешь в здравом уме, воскрешение в «аквариуме», насильственное водворение на каторгу, где он не пробыл и пяти минут, а затем полная опасностей дорога к чертогам Стервозы – коварные клапаны, труба с губительными «пыжами» и так далее…
Недавнее прошлое не отпускало его, но, даже мучаясь кошмарами, Темняк не забывал о том, что вывел с каторги двенадцать человек, потеряв при этом только троих, да вдобавок прихватил с собой несколько десятков «термалок», на которые имел вполне определенные виды.
А вот встречу с Зуркой он не хотел повторять даже во сне. Впрочем, этого и не случилось. Неведомая сила, исходящая от Стервозы, подхватила его и повлекла куда-то – только успевай ноги переставлять.
Финал грядущей драмы, подмостками для которой предстояло стать всему Острогу, был ещё далеко, но первый акт, похоже, уже начинался…
Резвость, выказываемая Стервозой, по мнению Темняка, была не к лицу даме, направляющейся на свидание. Но поскольку это самое лицо отсутствовало, то и особых претензий к даме быть не могло. Кобыла к жеребцу вообще галопом несётся – и ничего. Главное, чтобы жеребята здоровые уродились.
На тот случай, если ему когда-нибудь придётся проделать этот путь одному, Темняк пытался запомнить каждую деталь, каждую мелочь, способную служить ориентиром. Однако все его старания были бесполезны – они перемещались в совершенно ирреальном пространстве, где изображения предметов существовали как бы отдельно от них самих, а то и вообще не существовали.
Либо это пошаливали законы оптики, либо обманывались глаза Темняка, адаптированные к иллюзиям совсем другого мира.
Сначала Стервоза двигалась, словно амёба-переросток, переливаясь внутри себя самой, потом неслась прыжками, на манер резинового мячика, а под конец, дождавшись отставшего Темняка, взгромоздилась на нечто несусветное, выполнявшее функции лифта, но видом своим напоминавшее столб пара – причем цветного, – извергающийся из жерла гейзера.
Затем маршрут движения опять перешел в горизонтальную плоскость (теперь, чтобы не потерять Темняка, Стервоза толкала его перед собой) и закончился в просторном зале, который не выглядел таковым благодаря низкому, грубо-реальному потолку, нависавшему над головой, словно свод карстовой пещеры.