Хозяин бабочек
Шрифт:
— Мясо будет! — восхищенно-потрясенно вздохнул Акимыч.
— Здешние игроки обожают организовано воевать, — кивнула Ева, — Кто не обожает — переселяется на другие континенты или на острова сбегает.
Утром в город потянулись монахи — монастырь учгурцы не тронули, побоялись злить богов, наверное. Монахи везли на телегах, запряженных волами, котлы с рисовой кашей, мотки оранжевой материи — бинтовать раны, корзины с благовонными травами: опять-таки для лекарственных целей и чтобы духов разрушения курениями изгонять. Не все жители
Вербовочный пункт оказался весьма приметен: несколько высоких шестов с красно-белыми флагами Камито и невесть откуда взявшимися чиновниками перед низенькими столиками с табличками и свитками. Действительно, клан-лидер мог записать свой клан на участие в событии целиком, вне зависимости от уровня бойцов. Нам сообщили, что мы приписаны к отряду «Речных крабов», а военачальника нам пришлют позже, потом, не мешайте, проходите, не задерживайтесь, все дополнительные сведения читайте на столбах.
На квестовой панели появилось задание «Месть Камито», но там пока требовалось только дождаться начала похода.
— А у вас над головами точки засветились, — сказал Акимыч, — красные.
— Можно подумать, над тобой ничего не светится, — ответила Ева. — Мы же теперь полноценные участники боевых действий, так отмечаются союзники.
— Прикольно, — Акимыч попытался поймать красный светящийся шарик над Евиной головой, но тот прошел сквозь его пальцы.
Я остановился около монастырской телеги, заставленной лечебными корзинками.
— Сейчас, тут кое-что возьму, — сказал я, набирая из корзинок подсушенную растительность.
— Ах ты ворюга! — рыкнули сзади, и мне прилетело по плечам бамбуковым шестом.
Один из монахов с совершенно несмиренным видом занес палку снова.
— Это для дела! — обиженно крикнул я, — для нашей славной армии! Вам что, горсть травинок что ли жалко?
— Не жалко, — сказал монах, опуская шест. — Но во всем порядок должен быть. Подойди к начальнику, подай ему прошение, получи разрешение — тогда и бери сколько надо, а вздумаешь еще шарить самовольно по чужим корзинам, так вздую, что кожа на спине пузырями отойдет.
— Зачем тебе это сено? — спросил Акимыч.
— Хочу новый навык попробовать. Для него пять видов трав нужно, а у меня травничество — семь, я даже не знаю растет ли тут такая низкоуровневая трава вообще.
— Спросил бы меня, — сказала Ева, — у меня травничество пятьдесят шесть. Собрала бы тебе хоть целый стог.
— А я знал что у тебя вообще есть травничество?
— Алхимик, который не травник, — идиот, — сказала Ева, — я по-твоему похожа на идиота?
Любит она на пустом месте раздражаться.
— Что тебе еще нужно для этого твоего навыка?
— Пригоршня грязи и кровь разумного существа.
— Боюсь, тогда твоя кровь не подойдет.
— Ну, тогда дай мне свою высокоинтеллектуальную, — огрызнулся я.
— Только предлагаю пройти за пределы города, — сказала Ева, — потому, что от твоих навыков в общественных местах всегда одни сплошные неприятности.
Мы прошли через северные ворота, которые являли сейчас собой печальное зрелище: обе створки были частично сбиты с петель и повисли вдоль стены, как крылья дохлой птицы. Больше всего проблем возникло с грязью. Смесь песка с дорожки и воды из фляги навык упорно не желал признавать искомой «пригоршней», так что пришлось идти до ближайшего рисового поля, которое хотя уже и подсыхало, ибо рис был почти готов к уборке, но все еще было покрыто черным и влажным в глубине илом.
— Давай мы отойдем подальше, — сказал Акимыч, — и призывай свою игогушку. Ну, что? — крикнул он через минуту, — не призывается?
— Вообще уже призвалось, — ответил я.
Ребята вернулись и тоже уставились на мою ладонь, на которой сидел крошечный, в пару ногтей лягушонок. Он в ответ смотрел на них крохотными белыми бусинками выпученных глазенок.
— Я даже отказываюсь это комментировать, — сказала Ева, — и что с ним нужно делать?
— А я-то откуда знаю?
— Спусти его на землю, может, ему свобода действий нужна.
Я положил лягушонка на песок дороги.
— Только не наступите на него!
Мы стояли на четвереньках и смотрели на лягушонка. Лягушонок, кажется, пригрелся на песке и заснул.
— Нет, ну что-то же он должен уметь, — сказала Ева, — хоть какой-то толк от него должен быть.
— Сейчас, — Акимыч подполз к канаве у поля и вернулся, зажав между большим и указательным пальцем извивающегося червяка. — Вот, смотри, добыча! Кусь! Ату!
— Да, — добавил я, — бей его!
Лягушонок проснулся и уставился на червяка, после чего надул щечки и, кажется, плюнул в розовое извивающееся тело. Червяк дернулся и затих. Акимыч поднял червяка и внимательно его рассмотрел.
— О! Смотрите, в нем дырка, проедено почти насквозь. И большая дырка, кстати, миллиметра три, не меньше. Похоже, кислота какая-то.
— Отлично, — сказала Ева, — теперь ты гордый обладатель лягушки, которая может убить червяка с расстояния в десять сантиметров. Я считаю эту войну Учгур уже проиграл.
Я вспомнил слова ведьмы про нож.
— Может, это как нормальный боевой навык прокачать можно? Акимыч, там в канаве еще червяки остались?
После убийства пяти червяков игогушка, кажется, потерял интерес к происходящему и больше не реагировал на приказы. Есть червяков он также категорически отказался, как бы соблазнительно мы ни размахивали их розовыми хвостами перед его носом.
— Вообще, — сказала Ева, поднимаясь, — тут война идет, друзья в плену, а мы черт знает чем занимаемся.
— А чем еще заниматься, раз мы в армии, — сказал Акимыч. — В городе все равно делать нечего. Там только монахи бродят, кости собирают и на погребальных кострах жгут. Хотя можно пойти к их телегам и попросить каши.
— Сперва нужно к начальнику, подать прошение… — пробормотал я, поднимая игогушку и засовывая его в карман. Почему-то мне показалось, что это мальчик. Была в нем некая миниатюрная такая брутальность.