Хозяин Чудовищ
Шрифт:
Удар. Виктор "не успевает среагировать". И широкий замах, выверенный мною до хирургической точности, полосует потомку левую часть лица. Шрамы точно останутся, в таких вопросах я спец. Четыре неровных тонких рубца, по толщине будто ножом личико подправляли. Расстояние между ними не больше сантиметра, идут от виска, едва-едва не зацепив веко и край глазного яблока, через скулу, щеку, край нижней челюсти и подбородок, самую малость не достав до губ.
Щеку, шею и воротник заливает горячей кровью. Боли не было, рану сковало тупое онемение, резонирующее от стука сердечной мышцы о клетку ребер.
– СУКА!..
– Виктор сгибается пополам, автомат остается болтаться на ремне, перекинутом через шею.
Изображая вспышку
Из правой руки Крюкова вырывается столб огня, толщиной с бедро взрослого мужчины, он обдает потоком напалма монстров, заставляя их упасть на землю, с диким воем катаясь по аккуратной плитке, стараясь сбить пламя. Не выходит. Горит камень и воздух. Виктор выпрямляется, шарит пальцами по разгрузке, доставая флакон уже с кровоостанавливающим. Зубами вырывает пробку и выливает на лицо. Зелье шипит и пенится на ранах, кровь густеет, засыхает неровной чешуйчатой коркой, лишающей возможность разлепить левый глаз.
– Идем дальше, - голос надтреснутый, но ровный, стараясь сдержать назревающий приступ кашля от крови в горле.
На фигуре Виктора скрещиваются взгляды. И люди покорно идут дальше, дышат ртом. Смрад, распространяющийся тугой волной от обугленных трупов разъедает слизистые оболочки ноздрей, глаза слезятся.
– С боевым крещением, потомок.
– Спасибо... пращур.
Глава 22. Ночь зверя ч. 10
Лапы глубинного сжались на ногах мародера. Он вскрикнул, даже в какой-то мере жалобно, беспомощно. Сдавленный писк сменился истошным воем, когда малоберцовые и большеберцовые кости раздробило до состояния соплеподобной кашицы, перемешав с разгибателями пальцев и икроножными мышцами. Это больно, это ОЧЕНЬ больно. Амфибия воздымает его над головой и с размахом вбивает в асфальт. Влажный хруст костной ткани и мерзостный чавк разорванной плоти. На земле перекошенной мордой мрачного идола Каменного Века остается темно-алый мазок и кожа, забившаяся в трещины дорожного покрытия.
Труп отлетает в сторону полупустым мешком. Рыболюди подхватывают измочаленное человекоподобное месиво и заталкивают в люк. Частично заталкивают, гора мертвой плоти уже выпирает из горловины канализации, после взлома квартир лярвы совсем перестали успевать оттаскивать биомассу в "хранилища". Сплошной поток тел, люди почти не сопротивлялись. Перехватили группку беженцев на выходе из Каменска. Семь человек. Двое мужчин, у одного "Грач", подобранный с тела жандарма, у второго двустволка с полупустым патронташем через грудь. Три женщины, несущие на руках детей. Если бы они шли к докам у них был бы шанс выжить, но, увы. Человек с ружьем успевает заметить движение краем глаза, разворот корпуса с одновременным вскидыванием бум-палки. Пуля в живот сгибает его пополам, ружье выпадает из рук, с лязгом бьется об асфальт. Второй выстрел под ключицу пистолетоносца. Огнестрел - крутая штука. Женщины, почти девушки, не пытались сбежать, плакали над дергающимися телами, хрипящими от боли. Рыбл не рискует, даруя каждой по спасительному хэдшоту. Детям лет по пять-шесть, не тратит на них боезапас, забивает прикладом. Кости хрупкие, деформируются, складываются вовнутрь после второго мощного тычка. Ошметки глазного яблока вместе с крошевом скуловой кости измазывает грязный свитер рыжего пацаненка. Массовик-затейник с жабрами подбирает стволы и скрывается в подворотнях. Он передаст оружие "голым" собратьям, а покойников заберет другая стая. Его же ждала охота.
Двумя улицами восточнее
Помянем их.
Когти полоснули защитника по запястью, зацепив сухожилия. Пальцы разжимаются и кисть повисает безвольным куском плоти. Кровь брызнула на грудь и штаны человека, рискнувшего всем ради призрачного шанса на спасение родича, перебил артерию. Второй удар фатален - сжав пальцы в подобие клина рыбл вогнал их в кожаную перепонку, натянутую между костьми нижней челюсти. Эпичного выхода из макушки не получилось, не тот размер и прочность маникюрчика, но шею разодрало знатно, вместе с языком и нёбом, сонную артерию точно зацепил. Извлечь руку из тела. Кровь бьет ручьем. Еще дышащий и захлебывающийся своими же телесными жидкостями труп отлетает в сторону от легкого толчка, пытается сохранить равновесие, зажимает рану ладонями, но падает лицом в тротуар. Пускает алые пузыри, лопающиеся на губах.
Рыбл наматывает белокурые локоны девочки на кулак. Она не сопротивляется. Плачет, не моргая смотря на корчащегося от боли и дыхания скорой смерти брата. От нее воняет слабостью и мочой. Умирает быстро, показательно убитых детей пожалуй хватит на сегодня, остальные пойдут на Кладки. Одно движение, вскрывающее ей глотку от уха до уха. Их взгляды с родичем пересекаются. Умирают почти одновременно. Трогательно.
В соседнем районе возник очаг сопротивления. Спортивного телосложения парни в полувоенной одежде и со спрятанными лицами наводили свои порядки, ну или если говорить точнее, воспользовавшись порожденной чудовищами смутой решили как следует замараться в крови, обозначив присутствие народной борьбы. Несколько патрулей жандармов повесили на столбах. Бунт всегда зреет в людских сердцах, нужно лишь дать ему искру, возможность выйти наружу и все сгорит, сгорит дотла.
Вот с ними в полномасштабную конфронтацию я не ввязывался. Радикалы и прибившаяся к ним шелупонь - еще один фактор разрушения. Забивающие людей кусками труб ребятки, расписывающие ножами лица "буржуев" и швыряющие во все стороны коктейли Молотова, что может быть лучше? Больше хаоса, больше тотального дестроя, огонь, которым объят Каменск должен облизывать животы облаков, прячущих за собой Луну и звезды.
Играла музыка, как-то удивительно синхронизирующаяся с творящимся вокруг, идеально переплетаясь со стрекотом выстрелов и ревом разгорающихся пожаров. Музыка, которая звучала на фоне каждого крупного восстания. Гимн анархистов, символ революции, знак свержения Императора и далее, далее по списку. Ну, а еще качевый трек, тут уж и не поспоришь.
Споем же песню под громы ударов,
Под взрывы и пули, под знамя пожаров,
У радикальных течений анархизма, зиждущихся на догматах свержения магократии, не было как такового центра или жесткой структуры. Официально, во всяком случае. Это своего рода... "франшиза", если можно так выразиться. Притеснения немагов, пусть и завуалированные, прикрытые словесной пургой, довольно питательная почва для людских волнений и недовольств. А горячих голов всегда хватало. У некоторых это выливается в стихийное формирование боевых ячеек по типу Охотников, часто вклинивающихся в нечто навроде того, что творится здесь и сейчас. Реже - они сами учиняли теракты, погромы и покушения.