Хозяин Древа сего
Шрифт:
Ближе к хижине виднелась самая большая куча мертвецов, над которой стояла странно одетая фигура с обнаженным мечом. Варнава сделал вираж и устремился туда. Человек в остроконечном башлыке и светлых, но обильно вымоченных в крови одеждах повернулся. Варнава, уже готовый броситься, замер, узнав скуластое волевое лицо — то ли король, то ли мятежник.
Аслан тряпкой вытер окровавленное лезвие и вложил меч в ножны.
— Приветствую, брат, — сейчас он картавил больше, чем всегда.
— Что ты тут делаешь? — выкрикнул Варнава. —
Аслан молча указал на гору трупов. Царь обезьян лежал там, еще живой, но Варнава с болью понял, что ненадолго. Седая шерсть была вся заляпана кровью, тело покрывали страшные незаживающие раны. Старый воин хрипел в агонии.
— Я не успел, он уже был смертельно ранен, — с горечью уронил Аслан, нервно потирая ладони. — Драка была неразволочная. Мы им славно наклеили, но он сражался убитым, Варнава…
— Шифу, — Варнава бросился на колени перед умирающим.
— Ты цел, Сяо Мао, — донесся слабый голос. — Я рад… Видишь, мое тело покинул почти весь эликсир бессмертия, который я некогда принял. Теперь вот уйду в загробный мир. Да будет так. Там меня заждались… — из горла его раздалось слабое ворчание — Сунь смеялся.
— Учитель, я вне себя от печали, — Варнава с трудом сдерживал плач. — Я не хочу больше жить!
— Живи, Мао, тебе есть ради чего, — голос Суня дрожал, но слова были строги. — Тебе поможет Тот, Кому ты служишь.
— Нет, учитель, я проклят Им!
— Не смей так говорить. Ты сам рассказывал мне про Его милосердие… Послушай, Мао, у нас мало времени. Мне надо тебе сказать кое-что… — Сунь помедлил, в его груди клокотало, но в глубине помутневших глаз все еще слабо мерцало удивительное золото. — Ты ее прости, она не хотела тебе зла.
— Вы о госпоже Оуян, учитель? — спросил Варнава сквозь подавленные рыдания. — Я уже понял, что она служила Дыю.
— У меня очень умный ученик, — с гордостью прошептал Сунь — Как догадался?
— Мне с самой встречи с Дыем попадались одинаковые павильоны. Такие, как ее харчевня. Думаю, это порталы, через которые Шамбала меня контролировала…
— Ты прав, — согласно прикрыл глаза Сунь. — Но не знаешь того, что он угрожал ей уничтожить меня. Она не могла поступить иначе. Но мне рассказала все.
— Так вы знали? — пораженно уставился на него Варнава. — И все равно пошли в Шамбалу?
— Что суждено, то случится. А планы демонов часто приносят не те плоды, на какие они рассчитывают. Уж кому это знать, как ни мне… — его лицо заволокла смертная тень, говорил уже еле слышно. — Она уничтожила харчевню, чтобы тебя не схватили тотчас. Но на ее месте ты увидел мою гробницу. Ты тогда случайно попал во временную петлю и заглянул в будущее. Так я узнал, что умру… И теперь вот умираю. Я не жалею. Но ответь, Мао, слуга Бога, ответь своему учителю. Я разгонял мертвецов и убивал демонов, я сражался за Его создания. Он зачтет мне это?..
Он умер, словно слова эти были бритвой, пресекшей нить жизни. Золото глаз померкло навсегда. Варнава беззвучно рыдал над остывающим телом. Поодаль скорбно потупился Аслан. Не вставая с колен, Варнава стал беззвучно шептать слова какой-то молитвы, сам не понимая, какой. Не закончив, бросился на тело учителя и зашелся в уже явных слезах.
Аслан сказал:
— Был в этом теле обезьяньем
Дух человечий заключен.
Варнава теперь лежал неподвижно, словно умер сам.
— Вставай, путь еще не закончен, — тихо, но настойчиво позвал Аслан.
— Ты ничего не знаешь, — ответ прозвучал глухо, как из могилы.
— Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь, — заверил Аслан. — Вставай, иначе у Дыя все получится.
Этого Варнава не мог допустить ни в коем случае. Рывком поднялся и повернулся к Аслану.
— Что ты хочешь делать? — спросил хрипло.
— Прежде всего, убраться отсюда. Сейчас прилетят новые толпы демонов, а к полуночи восстанут эйнхерии. У нас уже нет сил отбиться.
— Хорошо, — согласился Варнава. — только заберем его, — он указал на тело Суня, в смерти приобретшее благородные черты древнего изваяния.
— Нет, — твердо ответил Аслан, — у нас другие дела. А о нем есть, кому позаботиться.
Варнава посмотрел вопросительно, Аслан кивнул в сторону хижины. Оттуда, сгибаясь в поклонах, выходили госпожа Оуян и Пу Восьмая. Были они в обтягивающих джинсах и футболках, и без своих пышных одежд походили на юных студенток. Обе коротко постриглись, а госпожа Оуян еще и обесцветила зачем-то волосы. По привычке мелко семенили, хотя теперь на них были трогательно маленькие детские кроссовки, а не «туфельки-лотосы».
При виде мертвого Суня госпожа Оуян горестно замерла, но преодолела себя и двинулась дальше. Продолжая кланяться, женщины приблизились к стоящим и упали ниц:
— Господин, вина ваших рабынь безмерна. Нам нет оправдания, но ради памяти учителя вашего и нашего господина умоляем пока не казнить нас, чтобы мы смогли достойно совершить его погребение. Позже мы, безусловно, покончим жизни самоубийством, или же примем любую иную смерть по вашему выбору, дабы почтительно выразить вам свое раскаяние, — проговорила госпожа Оуян.
В ее голосе звенели слезы, которым еще предстояло пролиться.
— Мастер Сунь перед смертью рассказал мне о вашем поступке, — тускло проговорил Варнава. — Я знаю, что ваши намерения были добрыми. Я не собираюсь казнить вас и запрещаю вам, равно как и вашей служанке, добровольно прерывать нить жизни.
При этих словах госпожа Оуян распласталась по земле еще больше.
— Встаньте, госпожа, — продолжал Варнава. — Прошу вас позаботиться о теле господина моего и учителя Суня.
— Будет исполнено, господин Мао. Рабыни униженно благодарят вас за ваше безмерное милосердие, — тихо ответила женщина и поднялась с колен. Лицо она продолжала прятать.