Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
— Тебе нравится?
Девочка смотрела, не в силах оторвать глаз. Наверное, следовало поблагодарить — но она была слишком поражена. Ей сроду не доводилось видеть таких игрушек; тем тяжелее было поверить, что это ееигрушка, еесобственная мельница!..
— Я хотел тебя порадовать, малыш, — сказал он тихо. — Мне удалось?
Не зная, как высказать свои чувства, она поймала его руку. Крепко стиснула; потом прижалась лицом, губами, ловя запах его кожи и вечно
Потом она оказалась у него на коленях. Отец никогда не брал ее на руки — во всяком случае, она не помнила; мать сажала ее на колени только тогда, когда надо было ехать в повозке, а там ведь трясет и дует ветер. Прислушиваясь к незнакомому ощущению, она сначала замерла — но сидеть было спокойно и уютно, и мельница вертелась, позванивая колокольчиками, и фигурки, сгибаясь под грузом крохотных мешков, деловито шествовали из одной дверцы в другую…
Она расслабилась. Откинулась назад, положив голову ему на плечо:
— А ты… Ты снова был на войне?
Он обнял ее чуть сильнее:
— Да…
Девочка вздохнула. «Война» — это то поле, где они искали Анису. Кажется, что это было давным-давно… А поле мертвецов до сих пор является ей в плохих снах. А Аальмар уезжает и уезжает — на войну…
— Тебя ведь не могут убить? — спросила она с внезапным страхом.
Он засмеялся:
— Конечно же, нет…
Девочка успокоилась. Обернулась; встретилась взглядом с его спокойными глазами:
— Аальмар… А кто главнее, Большая Фа или ты?
Она и так знала, кто главнее. Ей просто доставляло удовольствие услышать его ответ.
— Я.
— А почему? — она не выдержала и улыбнулась, потому что и это тоже давно было ей известно.
— Потому что я главный наследник дома, это называется «стержень рода»… А потом таким стержнем станет наш старший сын.
Девочка задумалась. Мельница то замедляла обороты, то снова принималась вертеться, как праздничная карусель. Фигурки, кажется, танцевали.
У нее будут дети. Скоро; старший сын будет таким же главным, как Аальмар. Странно, интересно, не верится…
— А у нас будет много детей?
— Конечно. Не меньше пяти.
— Ой…
— Не волнуйся. Большая Фа поможет их вынянчить.
— А если ты стержень, то Большая Фа — кто?
— Она просто следит за домом, пока меня нет.
— А… Аальмар! А я кто же? Я кто такая?..
— Ты…
Она вдруг ощутила лицом его жесткую, немного шершавую щеку:
— Ты… Ты мой свет в окошке. Будущая опора рода… Рыжая белочка на ветвях генеалогического древа. Ты знаешь, что когда тебе солнце в спину, ты будто бы рыжая? А?..
Она засмеялась. Так, оказывается, щекотно, когда целуют под мышкой.
Покупатели торговались, зазывалы били в бубен, нищие канючили — весь базар рвался из шкуры вон, чтобы отгрести, заработать, выплясать грош; тем временем сто полновесных монет неприкаянно бродили
Не вздрагивать и не оборачиваться, когда так хочется скорее бежать со всех ног, когда всюду мерещатся взгляды, когда все разрастается толпа зевак перед столбом с грозными грамотами: «разыскивается для предания справедливому наказанию…»
Даже за Снура-Кнутобоя, беглого каторжника, столько не заплатят. Правда, Снура и разглядеть проще — клеймен беглец. А послушник Игар, прозвища не имеющий, был бы похож на сотню других парнишек, если б не бегали глаза да не потели ладони. Всякому, кто опытен, одного взгляда достаточно, чтобы с уверенностью сказать: дело нечисто. И кто знает, не следит ли уже за Игаром пара заинтересованных глаз…
Он даже голода не чувствовал, и во рту его было сухо, хоть кругом и роились сытые запахи. Он присматривался к купцам, к богатым покупателям; несколько раз замечал, как воришка стягивает с прилавка рыбину или из корзинки узелок. Доходный промысел для ловких и бесстыжих; Игар прекрасно знал, что его рука не поднимется. А поднимется — так тут же и схватят ее, эту руку… Эти, удачливые, таскают совершенно безнаказанно, а Игар смотрит. И нет бы тревогу поднять, заметив столь наглое воровство, одернуть бы зазевавшуюся жертву… Правда, вмешиваться в скандал сейчас — все равно что стать под столбом с грозными грамотами и во все горло вопить: а вот он я! это за меня сто золотых дают, налетай!..
Мне нужны деньги. Много денег — и быстро. Сегодня. Я должен сделать это, чтобы спасти Илазу… Я должен…
Привычная молитва — «я должен» — придала ему духу. Он увязался было за толстым, шумливым купцом, чью шею отягощала гирлянда из женских украшений — однако купец ни на секунду не покидал базара, вертелся в толчее, торговался и нахваливал, ни разу не собрался даже справить нужду…
Игар отчаялся. Скоро базар начнет расползаться, редеть, купцы соберутся компаниями, деньги перекочуют в тайники, товары — под замок… А он так и не решил, что он будет делать. А вон идет патруль — спокойный скучающий патруль, но нет ли среди них того, любителя вязания…
Молодой щекастый парень, увешанный цветными платками, весело торговался сразу с двумя; сухонькая чернявка хотела сбить цену, но рыжая, юная и легкомысленная, сразу купилась на обаяние продавца и заплатила. Ее платок был цветаст и, по мнению Игара, слегка безвкусен, но она повязала его на шею с такой грациозной небрежностью, что парень восторженно защелкал языком, а чернявка крякнула и заплатила тоже — за ярко-желтый с зеленым узором шарф.
Парень прошел мимо Игара, по-прежнему улыбаясь и напевая; его вьющиеся от природы волосы были тщательно уложены под тонкую веревочную повязку. Сам не зная зачем, Игар повернулся и отправился следом.