Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
Из выпуклых глаз подмастерья градом полились слезы.
— Признаю, — заявил Игар уверенно. — А кто мне ее покажет — с тем наследством поделюсь… Я не скупой, — и он оттолкнул от себя пострадавшего подмастерья, который тут же и пропал куда-то.
Посетители галдели; Игарова история предложила им множество поводов для болтовни, воспоминаний и ссор. Хозяин чесал бровь и хмурился; кухарка, немолодая женщина с девичьей русой косой, шмыгнула носом:
— В управу сходи… Прошлый год ходили со свитками, переписывали всех, и младенчиков, и собак, поди, тоже… Всех переписали, а бумаги в управе хранятся… Так там, поди…
Игар сглотнул. Собственно, на нечто подобное он и рассчитывал: слыхал когда-то, что в больших городах подчас ведется учет людским душам. Турь же — самый известный и просвещенный город во всей провинции; устами кухарки говорила сейчас сама Святая Птица.
— Только тебе таковую перепись не покажут, — предположил хозяин, и уголок его косого рта опустился еще ниже. — Разве что взятку… А ты, сдается, голодранец?
— …А ну, голодранец, иди сюда!.. Вот он, ребя! Вот он, крючок недобитый!..
У дверей стояли трое, и лицо их вдохновителя было перепачкано кровью и перекошено ненавистью:
— А ну, иди сюда! Иди, крючок, по-хорошему!
Хозяин сплюнул сквозь зубы:
— Ты, Величка… Дырка тебе будет, а не кредит!
Окровавленный подмастерье растерялся ненадолго:
— А ты крючков, что ли, покрывать?!
Окружавшая Игара гурьба как-то постепенно рассосалась. Хозяин все еще стоял рядом, болезненно морщась: кухарка хмуро бросила от дверей кухни:
— Совести в тебе нет, Величка… Мать твоя, как на сносях была, на жабу наступила… Всю совесть жаба и высосала…
Подмастерье плюнул. Плевок летел удивительно долго — однако в кухарку не попал, повис на дверном косяке. Кухарка тоже плюнула — под ноги — и скрылась в кухне.
— На улицу иди, парень, — бросил хозяин сквозь зубы. — Мне тут драка ни к чему…
Драка, подумал Игар кисло. Трое на одного — теперь это называется драка…
Он подмигнул окровавленному:
— А что, правда, что твоя мать на жабу наступила?
И, дождавшись, пока сузившиеся глаза окажутся совсем рядом, опрокинул в них содержимое стоявшей на столе перечницы.
— …Господин архивариус не принимают.
Прилизанный писец глядел презрительно и хмуро — на секунду Игар увидел себя его глазами. Бродяжка с синяком на пол-лица и разбитым носом интересуется вещами, которые ему ни по званию, ни по уму знать не положено. Стало быть, пшел вон.
Стараясь повернуться так, чтобы не так бросался в глаза синяк, Игар просительно улыбнулся:
— Так ведь… Посмотреть только. Сестру я ищу, сестра потерялась в детстве, а я ищу вот…
— Не принимают, — бросил писец уже раздраженно. — Сейчас стражу крикну, так в яме переночуешь…
Игар втянул голову в плечи и бочком-бочком двинулся к выходу. Любая встреча со стражей могла окончиться для него неожиданно и трагично.
В обширной приемной полно было народу и полно писцов. Среди всей этой сложной, тягомотной, подчас бессмысленной возни ходила, флегматично позевывая, рыжая худая кошка, и хвост ее был воздет, как указующий перст. Кошка терлась о ноги жалобщиков и просителей, и время от времени кто-нибудь из писцов рассеянно чесал ее за ухом.
У входа сидел стражник — расслабленный, добродушный, с пестрым вязанием на коленях; проходя мимо него, Игар задержал дыхание. Стражник покосился равнодушным глазом — и снова вернулся к подсчету петель. Огромная пика с зазубринами стояла, прислонившись к стене.
Игар облегченно выдохнул, проскальзывая в дверь; уже на самом пороге на плечо его легла рука. Не успев понять, в чем дело, Игар дернулся и присел.
Маленький человечек с длинными, тусклыми, зачесанными назад волосами поманил его пальцем, зазывая обратно, в приемную. Не решаясь ослушаться, Игар вернулся — ноги под ним сделались совершенно ватными.
— К господину архивариусу? — мягко спросил длинноволосый.
Игар медлил, пытаясь определить, что и откуда ему угрожает. Длинноволосый улыбнулся:
— К господину архивариусу платить надобно… У тебя монетки есть?
Игар съежился. Понуро мотнул головой.
— Заработать хочешь?
Игар поднял глаза. Не дожидаясь ответа, длинноволосый взял его за локоть и мягко, но решительно повлек за собой; кто-то из писцов предупредительно распахнул узкую дверь, и Игар оказался в маленькой квадратной комнате, все убранство которой состояло из широкой скамьи и канцелярского стола в углу. Впрочем, имелась еще и кадушка, из которой приветливо торчали вымачиваемые розги.
Игар встал, будто приколоченный к полу. За что?!
Длинноволосый взгромоздился на стол; нога его в пыльном башмаке качнулась, как маятник, Игар на секунду увидел вытертую коричневую подметку. Рука с оловянным колечком на мизинце небрежно указала на скамью:
— Присаживайся, не мнись…
Игар подошел и сел — как на раскаленную сковороду.
— Звать-то тебя как?..
— Игар…
Прямо напротив скамьи вся стена была увешена бумажными лоскутками — белыми и пожелтевшими; каждый снабжен был грозной жирной надписью: разыскивается законом для предания справедливому наказанию… Игар не раз видел подобные листки на людных перекрестках, где они украшали собой столбы и стены.
— Кто ж тебя разукрасил, Игар? Воровал чего-нибудь, а хозяин за руку цапнул, так?
«Разыскивается законом… Снур Кнутобой, беглый, клейменный, повинный в разбое и хулословии… Росту среднего, телосложения тучного, клеймо на лбу старое, синюшное…»
— Ладно, не отпирайся… Бродяжка?..
Игар проглотил слюну. «…для предания справедливому наказанию… Ивилина Ушко, беглая, шлюха, повинная в…»
Длинноволосый усмехнулся:
— Повезло тебе, Игар… Ладно, глазами-то не бегай… Дело есть.