Хозяин лета. История в двенадцати патронах
Шрифт:
Юнцов Матвей Иванович не без ехидства препоручил Диме. Но тот разобрался с ними быстро. Их запускали по одному в комнату, где сидели Сергей с Павлом с «винторезами» наперевес и в бронежилетах, и Дима в черных очках, куривший толстую, сомнительную сигару, купленную с утра пораньше на рынке. На рынке царили страшная суматоха, столпотворение и ажиотаж. Всё съедобное, пригодное для питья и курения отрывали с руками, закупали всё подряд, будто на полярную зиму. Диме едва удалось найти бабку, у которой на дне обычно бездонной сумки хоть что-то оставалось. И заплатил он ей за две отсыревшие старые сигары, как за блок «Мальборо».
Но зато сейчас он наслаждался жизнью и покоем, хотя и чувствовал себя так, словно его долго и сильно били мягкими увесистыми мешками. Мускулы болели. Болел
В Городе оставили с полдюжины человек, присмотреть за делами и за запертыми омоновцами – и помчались на машинах по пыльным проселкам на свою базу. Подхватили на ходу увешанных оружием людей, понеслись дальше. Копать окопы, забрасывать ветками громаду «Пантеры», прятать гранатометчиков. И ждать.
А потом, после минут грохота, рева и стрельбы, – стаскивать тела и собирать оружие. То, что осталось от омоновцев, покатилось назад – на северо-восток.
Генерала Шеина известие о стычке обрадовало. Теперь его план, его недавняя фантазия приобрела плоть и кровь, незыблемо и плотно угнездилась в реальности. Теперь у него появился настоящий, сильный, опасный враг, которого можно было показать всем, с которым можно было воевать, которого было бы почетно победить. Генерал Шеин как раз вернулся с совещания в верхах, где наконец-то смог утереть нос конкурентам и удостоиться похвалы от президента. Того появление открытых врагов очевидно обрадовало. Чтобы поправить дела, во все времена не было ничего полезнее маленькой победоносной войны – а тут за ней не пришлось никуда ходить. Скромная, приятная война – никакой партизанщины, диверсантов в лесах и землянках, настоящий мятеж, локализованный, умещающийся в карандашное колечко на карте. Теперь, выждав немного, раздавить – и ликовать! После победы над врагами страна заживет лучше! Затянем пояса ради победы, вместе, в ногу, вперед! Врагу не сломить нас!
Сперва на совещании выступал коллега, глава республиканского Управления. Он долго и нудно распространялся о том, что природу, устройство и происхождение загадочной пули уже почти выяснили. Эксперты-следователи работают, зарубежные каналы проверяются, резидентура ворошит военные источники (Шеин с удовольствием отметил, что отец нации при этом поморщился – зарубежной части своих охранок он не доверял более всего, он вообще подозрительно относился ко всем, знающим больше двух языков). Произведены аресты, прослежены нити и связи, выяснена подоплека, и установлен состав террор-группы, небольшой, но очень хорошо подготовленной, непосредственно задействованной в покушении. Главные подозреваемые задержаны.
След ведет в Академию наук, оружие и деньги, по всей видимости, получены по каналам так называемых научных связей. Эта часть доклада Шеина слегка разозлила – обвинение Академии перед лицом отца нации было беспроигрышным ходом. Но что значил этот ход перед лежащим в его, Шеина, папке? Перед тем, о чем генерал сейчас собирался рассказать? Поэтому генерал даже позволил себе немного поиграть с соперником. Изображал на лице живейший интерес и озабоченность. Задал пару пустяковых вопросов.
А после встал сам и сказал: в стране началась война. С удовольствием глядя на изумленные лица, рассказал про заговор в армии, про происки генералитета, про тайные базы и склады оружия, про недовольство офицеров, про то, как армия воспользовалась неразберихой, возникшей с присягой, про разбазаривание запасов, про старые связи с ближайшим соседом, снова набравшимся имперских амбиций. Наконец, про штурмовые вертолеты, красочно описав все детали налета (приукрасив слегка для художественности). Объяснил, что они уничтожили всё, подчеркиваю, всё движущееся на кольцевой и вблизи, не упустили ничего, ни единой легковушки. Расстреляли из пулеметов, сожгли, взорвали ракетами. Отец нации вздрогнул. Но заговор обезглавлен. Да, обезглавлен. Напуганные арестами и контрмерами, заговорщики предприняли отчаянную попытку бунта. Раскрыли себя раньше времени. Конечно, несмотря на преждевременность, они всё же опасны. Даже очень. Бунтовщиков следует уничтожить – в самом скором времени. И с этой целью он, генерал Шеин, просит подчинить ему часть войск Министерства внутренних дел и все спецвойска КГБ.
Доклад был триумфом. Коллега из республиканского сидел, сцепив руки под столом, и багровел. Разрешение отец нации дал – вместе с чрезвычайными полномочиями. Потому в свой кабинет в желтом доме на проспекте генерал вернулся в приподнятом настроении. Даже предложил заму, принесшему известие о стычке, рюмочку тридцатилетнего херсонского коньяку «Империал», конфискованного вместе с прочими жидкими редкостями на границе. И поморщился, когда зам, вместо того чтобы прочувствовать букет, окунуть нос в рюмку и изобразить блаженство, залпом выпил и угрюмо попросил разрешения идти. Настроение Шеина было настолько безоблачным, что он лишь махнул рукой. Иди, зануда.
Радоваться было отчего – теперь не казались эфемерными фантазиями даже те мечты, которым генерал предавался только наедине с собою, поздним вечером за рюмкой коньяку, наедине с зеркалом, за которым, он был уверен, торчал «жучок» прослушки. А мечтал генерал о том, чтобы ликвидировать армию страны как таковую, а боеспособные части передать силовым ведомствам. Управлению по Городу и области, например. Вертолетная эскадрилья второго оперативного отдела. Танковый ударный полк секции разработок. Или даже дивизия – а почему бы и нет? Конечно, войсками придется делиться, но всё-таки. Свои танки. Самолеты. Свое… Свой кулак. Крепкий, ощетинившийся стволами, укрытый броней.
В самом деле, зачем этой стране армия? Наследство имперских времен, обломок, почти ни к чему не пригодный. Воинская повинность – нелепость, толпы рахитичных недокормленных тупых недорослей – дорогостоящий, никчемный балласт. Чему их учить? Тем, кого всё-таки можно научить, нужно платить за это деньги. Деньги Управления, например. И учить тому, что нужно для поддержания порядка, – как этот порядок видит, например, Управление. И тогда у Управления будет сила, которую, лязгая гусеницами, можно будет в нужный момент вывести на улицы Города. Всё продумано, разложено по полочкам, осталась самая малость. И тогда… Тут генерал укротил расшалившуюся фантазию еще одной рюмочкой коньяку.
Ближе к вечеру генерал собрал у себя совещание – выслушать отчеты по плану «Гражданская». Замы и начальники отделов уселись за стол, положили перед собой папки и бумаги. Шеин обвел их ликующим взглядом – что-то маловато на ваших лицах, ребятки, радости. Улыбались только два молодых референта, сделавшие стремительную карьеру из президентского Союза молодежи. Хорошо, сейчас мы вас всех развеселим.
Генерал сдержанно, немногословно, но иронично, чуть-чуть приукрасив пару-тройку подходящих моментов, рассказал про совещание в верхах, про свой триумф, про то, что «Гражданская» практически удалась – осталось только немного подождать. Выпестовать зародившийся бунт, дать бунтовщикам возможность собрать сторонников – желательно с разных концов страны. Пусть одержат победу-другую, пусть напугают верхи. Мы же будем держать руку на их глотке и в нужный момент… Шеин медленно, со вкусом стиснул волосатый кулак. Торжествующе посмотрел на подчиненных – но ни радости, ни энтузиазма на их лицах не увидел. Только референты сияли, как два розовощеких подсолнуха.
– В чем дело? – удивился генерал.
Замы переглянулись. Один прокашлялся. Вынул из папки лист бумаги, зачем-то глянул на него, сунул обратно.
– Дело, э-э, в том, что мы… что мы не очень-то уверенно держим нашу, если можно так выразиться, руку на горле, – сказал он нерешительно. – А можно сказать, совсем не держим.
– Разве там заправляет не наш пенсионер? – спросил Шеин. – Кажется мне, не так давно я сам с ним говорил. На удивление здравомыслящий старик. Разве ваши люди не вошли с ним в контакт?