Хозяин музея Прадо и пророческие картины
Шрифт:
— Никак не могу понять, почему вас так беспокоит, о чем мне рассказывает или нет доктор Фовел. А говорит он о проблемах специфических, интересных лишь узкому кругу специалистов.
— Не надо заблуждаться, — отозвался мой собеседник, сделав глубокую затяжку. — Меня волнует не то, о чем толкует Фовел, а то, что можете потом предать огласке вы. Рано или поздно, как сами сказали, вам захочется опубликовать что-нибудь из полученного материала. И поскольку тема вам кажется занимательной, оригинальной, вы это сделаете, не понимая, что такие действия нарушат систему, которая работает уже несколько столетий. Вот чего я стараюсь избежать. Меня беспокоит, что семена, посеянные Фовелом, могут прорасти в мире реальности, который мы с трудом построили. Двести лет мы жили, руководствуясь чистым разумом, достигли триумфального расцвета науки, чтобы потом пришли вы и вам подобные и начали снова поиск «посредников»
— Вряд ли подобное произойдет.
— Не зарекайтесь. Вы, конечно, не застали шестидесятые годы? В то время вокруг книги «Утро магов» сложилось движение ниспровергателей рационализма. Тогда это направление, получившее название фантастического реализма, пустило корни в журналах, сборниках эссе, программах радио и телевидения и даже снискало поклонников в среде университетской европейской элиты. В русле данного направления авторы, Бержье и Ловель, рассуждали о заговорах, параллельных вселенных, синхроничности, чудесах, затерянных библиотеках и утраченных инопланетных технологиях, пытаясь заново написать историю. В том числе в ключе оккультизма подвергалась пересмотру Вторая мировая война. Для Гитлера и Черчилля это было не просто вооруженное противостояние, но ритуальная война. В ней принимали участие маги, астрологи и ясновидцы — совсем как в Средние века! А на кону стояло духовное будущее Востока. Представьте, появилась теория, объявлявшая современные науки эхом доисторического знания, которое мы утратили в результате глобальной катастрофы, а затем ошибочно интерпретировали. Ее апологеты утверждали, будто алхимия располагала глубокими познаниями об атоме, а астрология — о строении вселенной. Участники движения нагородили горы чепухи! Знаете, в чем проблема? Их идеи глубоко проникли в общественное сознание. Так глубоко, что сами о том не подозревая, вы стали очередной жертвой порочной философии, которую удавалось, к счастью, в значительной степени обезвредить… до настоящего момента.
Последний монолог только усилил мое недоверие к нему.
— Чем, вы сказали, занимаетесь? — спросил я.
— Я инспектор Наследия.
— А напоминаете проповедника.
— Все понятно, — усмехнулся он. — Вы еще очень молоды. Вам нравится протестовать против всего, что отдает официозом. На самом деле можете не верить ни одному слову из того, что я сказал, но послушаться совета рекомендую. Не приближайтесь к темной стороне. Держитесь подальше от Фовела. Иначе пожалеете.
— Это угроза?
— Понимайте как хотите.
— Тогда, по-моему, вы совершаете вторую глупость сегодня.
— Что вы имеете в виду?
— Ну… — Я помолчал. — Я не собирался говорить вам, но доктор Фовел, человек, на кого вы так упорно охотитесь, беседовал со мной сегодня в музее. И факт, что вы прозевали его, свидетельствует о его возможностях.
В его глазах на мгновение промелькнуло замешательство.
— Где же вы встретились?
— Около «Глории», как вы и планировали.
— Невероятно. — Де Прада смотрел на меня, не мигая.
— У меня есть ответ на ваш ультиматум. Я собираюсь и впредь встречаться с ним, как бы это ни нарушало вашу картину мира. Вы же не станете мне мешать, правда?
— Нет, конечно. — Выражение лица у него сделалось кислым. — Однако будет неосмотрительно с вашей стороны стать его сообщником. Я ведь могу забыть о любезности при следующей встрече. Вот так-то.
Глава 13
«Сад земных наслаждений»
Горькое послевкусие после разговора с Хулианом де Прада сохранялось у меня целых два дня. Раньше я даже не догадывался, что причиной, побудившей его преследовать меня, был страх. Страх, что молодой и невежественный глупец вроде меня нарушит установленный порядок. Страх, что рано или поздно я сделаю неудобные разоблачения, вооружившись пером журналиста, которое ныне оттачивал на занятиях. Но встреча с хорошо одетым проходимцем имела для меня и один положительный момент, поскольку помогла принять окончательное решение в отношении Марины. Не следовало вмешивать ее в странную и запутанную историю. Во имя ее же блага. Во всяком случае, до тех пор, пока я не разберусь, что же на самом деле происходит в Прадо и насколько серьезными являлись угрозы дона Хулиана.
За сорок восемь часов не произошло сколько-нибудь значимых событий. Или мне так показалось. Я дважды навестил Марину в доме тетушки Эстер. Убедил подругу, что им с сестрой опасаться больше нечего. Разумеется, я не признался ей, что успел познакомиться с мистером Икс, и тем более не стал говорить, что главным объектом его внимания сделался теперь я сам. И выкроил немного свободного времени, чтобы подготовиться к следующему визиту в музей. Я и раньше не сомневался, что стану поддерживать отношения с маэстро, а после разговора с доном Хулианом моя решимость окрепла. Не могу отрицать, что, занимаясь своими проблемами, я постоянно озирался, пытаясь заметить длинную тень мистера Икс. Но он, к счастью, не показывался, и во мне вдруг открылся кладезь ресурсов, о существовании которых я не подозревал. Впервые я почувствовал уверенность и осознал, что могу петь первым голосом в спектакле. И сам в состоянии выбрать, кого слушать и на какую картину смотреть. Кроме того, решил вести записи, фиксируя каждый следующий шаг по дороге познания в своих исследованиях. Каждое открытие. Но я в упор не видел очевидного, а именно того, что неприятный тип уже во второй раз изменял направление моего пути. Раззадоренный его словами, произнесенными в парке, я теперь хотел знать все о Филиппе II. Чувствовал, что фигура монарха или, возможно, один из его прижизненных портретов XVI века может дать намек, который поможет понять, в какую драку я ввязался.
В полумраке за письменным столом в комнате СЗЗ студенческого общежития я приступил к изучению вопроса. Не составило труда найти в литературе ряд упоминаний о смерти короля. Он скончался 13 сентября 1598 года в своей резиденции в монастыре Эскориал. Все исследователи черпали сведения из одного источника — сочинений иеронимита брата Хосе де Сигуэнсы. Мне он был знаком как свидетель, рассказавший о последних часах жизни Карла V. Хосе де Сигуэнса, один из видных гуманистов своего времени, исполнял обязанности королевского библиотекаря и хранителя реликвий, являясь также первым историографом монастыря Эскориала. Следовательно, все авторы писали о закате жизни Филиппа II примерно то же самое, что и монах: в конце июня 1598 года здоровье монарха ухудшилось. Он страдал подагрой, вздутием живота и отеком конечностей, что сопровождалось болями во всем теле. Пребывая в подавленном состоянии, в возрасте шестидесяти одного года Филипп II решил покинуть королевский дворец в Мадриде и переселиться в покои громадного архитектурного ансамбля, который построил, чтобы сделать своей усыпальницей.
Путешествие королевского двора из Мадрида в Эскориал было мучительным. Королю со свитой потребовалось шесть дней, чтобы преодолеть расстояние всего в пятьдесят километров. Кортеж двигался по жаре, часто останавливаясь в путевых домах, предусмотрительно подготовленных вдоль всего пути: самый могущественный человек в мире находился на грани смерти. Болезнь прогрессировала, мочевая кислота накапливалась не только в суставах ног, но уже и рук. Тело Филиппа превратилось в сгусток боли, даже прикосновение одежды становилось пыткой. Он не мог ходить. Просто сидеть в карете стоило невероятных усилий. Загноившиеся язвы источали тошнотворный запах, что не предвещало ничего хорошего.
Вскоре я узнал, что сразу по прибытии в Экориал король уединился в скромной спальне, которую обустроил по своему вкусу в дальнем уголке южной части монастыря. Если бы не кровать с балдахином, занимавшая почти все пространство помещения, комнатка походила бы на обычную монашескую келью. Но все же ложе предназначалось монарху. Находилась спальня в привилегированной зоне здания, непосредственно над пантеоном, где он надеялся упокоиться. Через незаметное окошечко с левой стороны король мог, не вставая с постели, слушать мессы, которые служили у главного алтаря. Напротив кровати находилась большая двустворчатая дверь, она открывалась в широкий и пронизанный солнцем коридор, украшенный бордюром керамических изразцов из Талаверы. По этому коридору в королевскую опочивальню могли пройти доктора, исповедники и камергеры. А за стеной, в которую упиралось изголовье кровати, располагалась еще одна миниатюрная комнатка с письменным столом и небольшой библиотекой, включавшей около четырех десятков избранных изданий.
Первого сентября 1598 года, в скором времени после переезда во «дворец для Господа», Филипп II подписал последний документ как правящий монарх и принял соборование. Боль почти парализовала его, он горел в лихорадке и не мог произнести ни слова. Последние дни земной жизни Филипп II принимал посетителей, рассказывавших о событиях в королевских владениях, или слушал, как любимая дочь инфанта Исабель Клара Еухения читала ему отрывки из книги «Премудрости Соломона». Король Филипп Осторожный, как нарекла его история, приготовился к смерти. Но осознавая, что конец близок, пожелал заручиться дополнительной поддержкой.