Хозяин Проливов
Шрифт:
— Царь, — обратилась к архонту Бреселида. — Верни нам наших мужчин.
Делайс склонил перед ней голову и ответил, как и должен был ответить:
— Все мужчины на этом берегу — ваши.
Именно так чувствовали в этот момент оставшиеся в живых после страшного боя люди.
— Я хочу успокоить ребенка в Золотой Колыбели, — уже очень тихо сказала Бреселида.
Делайс и Арета под руки отвели, почти отнесли царицу, к Люльке Богов, и она опустила в нее белые усталые руки. Многие потом говорили, что слышали, как на дне кто-то хихикнул и весело забрякал погремушкой.
Царица Амазонок
Эпилог
Битвы богов совсем не то, что битвы людей.Люди умирают легко. Боги же умереть не могут. И даже когда терпят поражение, не кончают с собой от позора, а уползают за изогнутый край вселенной зализывать раны вдали от чужих глаз.
Золотая Колыбель царя Делайса сделала пантикапейское войско непобедимым в глазах скифов. Но и для богов, незримо паривших над схваткой, она послужила сигналом о том, на чью сторону склонится победа.
Арес, всегда покровительствовавший всадницам, сомкнул свой золотой пояс на чреслах новой царицы «амазонок», и кровожадные гарпии, носившиеся над полем в поисках добычи, побежали от нее прочь.
Сам бог неистовой брани вепрем скакал среди меотянок, кровавыми клыками разрывая их врагов. Завидев мрачного хромца Гефеста, подававшего Зевсу из расщелины в земле все новые и новые молнии, он пустился за ним. Копейщик гонял мужа Урании с такой яростью, с какой может гонять только любовник, не раз застигнутый врасплох и наконец получивший право отыграться. Кузнецу пришел бы конец, если б сама Афродита не возникла перед гневным Аресом и, вытянув руки вперед, не закрыла бы ненавистного супруга от позорных побоев копейщика. Она обещала одному вернуться, а другому остаться, лишь бы они наконец расцепились. Оба не соглашались, и только сутолока боя, закрутив, разъединила вечных соперников.
Артемида явилась на поле с полчищами своих медведей, псов и златорогих ланей, которые оказались охочи до крови, как сами боги. С гиканьем и свистом она носилась по берегу из края в край, осыпая врагов стрелами. Ее солнечный брат летал над полем на своем крылатом коне, одно присутствие которого дарило воинам вдохновение схватки.
У Феба был спокойный отрешенный вид, как если бы битва уже закончилась победой. Заметив приближающихся с другой стороны пролива меотянок, он снизился и опустил в воду свою золотую стрелу. Как когда-то на совсем другом Босфоре вода начала вскипать. Нет, люди не видели ни расплавившегося льда, ни пара. Просто войско царицы Бреселиды не пошло на дно, закоченев от холода, а смогло добраться до берега и вступить в бой.
— Пеан! Пеан! — кричали воины, и этот крик был сладостен для ушей Феба.
Громовержец проиграл. Сам он явно был не в ударе. Конец круга несет слабость. Зевс ощутил, как его некогда могучие руки налились свинцом, а зоркие орлиные глаза слезятся от солнца. Молнии били мимо цели. Громкий бас, раскатывавшийся над полем, никого не пугал, потому что и без него грохоту было достаточно.
Геро поняла, что все кончено, быстрее, чем ее упрямец супруг. Она оставила его колесницу и отлетела в сторону, чтобы с лысой вершины Мышиной горы увидеть дальнейшее.
Оно было страшным.
С перекошенным от ненависти лицом перед отцом богов появился солнечный лучник. Он сжимал в руках непривычное оружие — острый Серп, который Зевс хорошо узнал.
— Опомнись! Что ты задумал?! — Слова не имели значения. Бежать было некуда. Молнии кончились. Орлы, перепуганные ужасным видом крылатой лошади, разлетелись. Колесница опрокинулась.
— Ты лишил меня сына, — процедил сквозь зубы Аполлон. — Возлюбленной. Друга. Убил людей, которым я покровительствовал. И теперь просишь о пощаде? — Вид поверженного Зевса был ему отвратителен. — Я тоже лишу тебя всего, чем ты так гордишься.
Лучник сжал в кулаке дряблую плоть «отца богов». «И этим творили мир?» — в душе расхохотался он. Серп вибрировал в занесенной руке.
Тонкая, как молодой месяц, улыбка Великой Матери блеснула за тучами.
— Сделай это, Загрей! — услышал Феб ее голос. — И иди ко мне. Новый круг времени будет твоим. Я жду тебя у его начала.
— Чтобы также предать в конце? — Аполлон опустил руку. Ему разом расхотелось калечить Зевса. — Никаких кругов больше не будет, Геро, — устало сказал он. — Неужели ты не понимаешь?
На ее лице отразилось недоумение.
— Но если время пойдет по прямой, мир перестанет обновляться, и в один прекрасный день…
— У всего есть свой конец. — Губы Аполлона сжались. — Так лучше, чем тысячу раз проходить через смерть и не получать избавления.
Он смотрел на Зевса, понимая, что не сможет повторить великий подвиг с Кроносом. Его месть будет другой.
— Я отпускаю вас, — сказал лучник, налагая стрелу на тетиву. — И даже не отниму власти.
Крайнее удивление отразилось на лицах царственной четы.
— Но упаси вас судьба лезть в мои дела и касаться тех, кто мне дорог. — В голосе Феба звучала угроза. Ты, Геро, будешь жить с побежденным — это твое наказание. А ты, Зевс, править без права и сознавать, что на тебя всегда найдется управа.
Боги видели, как солнечный лучник отпустил тетиву и золотая стрела, разрезая новый поток времени, полетела вперед. «Я тот, кто убил Пифона и был проклят. Моя родина укрыта снегом. А я иду по земле, с каждым шагом согревая ее лучами солнца». — Аполлон впервые услышал, как Марсий сам поет ему гимн.
Феб шел по киммерийским холмам к городу, где Золотая Колыбель теперь стояла в его храме. Молодой и счастливый, он не хотел задумываться о судьбе. Сила и Слава, как два крыла, плескали у него за плечами. В спину звучал пеан.
В глубине души Аполлон-прорицатель знал, что запущенное им сегодня время когда-нибудь низвергнет и его самого. Заставит прятаться по лесам, превратит в демона, крадущего детей, как в Темпах. Пока этого не случилось, он свистел себе под нос и взбивал пыль ногами. Ему хотелось жить и согревать в ладонях весь мир.