Хозяин Проливов
Шрифт:
Сжав на груди руки, Афина скользила по мраморным дромосам олимпийского дворца, не замечая их великолепия. Ее мучили очень прозаические мысли. В Элладе и без того много богов. Все они дерутся друг с другом из-за даров, святилищ, городов, названных в их честь… Может, не так уж и плохо, что Аполлон отправился на север? Его всегда тянуло к полюсу. Во всяком случае, он не станет толкаться с ней в Аттике, как другие. А значит, Феб ей не соперник. Радовало Афину и то, что вертихвостка Урания свалилась на голову близнецам Лето, а вместе с ней в дальние дали откочевал и драчун Арес. Пусть делят свои туманы и снега, как хотят.
Паллада попыталась сосредоточиться. Какое решение принять? Идти ли сейчас к Зевсу и попытаться разубедить его на счет Аполлона? Но Громовержец ослеплен гневом, и из его глаз вот-вот посыплются молнии. Он не станет слушать ее. А Афина никогда не тратила сил попусту. Лучшее, что можно сделать, это предупредить Аполлона об опасности. Во время Троянской войны они с лучником были в разных лагерях и всегда находили способ начать переговоры. Ибо Палладе не свойственен был гнев, а гипербореец научился его сдерживать.
Приняв такое решение, Афина сняла с плеч эгиду, встряхнула ею в воздухе и, поймав северный ветер, понеслась прочь от Олимпа.
Артемида меж тем билась в истерике на волчьих шкурах у очага. Ей в очередной раз не удалось потерять девственность.
Утром Охотница отправилась к одному из своих источников в горной чаще. Там ее нимфы, принимавшие облик гончих, обычно отдыхали после удачной травли и предавались взаимным ласкам, чья чистота могла быть осквернена только взглядом мужчины. Юные жрицы, похищенные Артемидой с жертвенных алтарей в разных концах земли, были одержимы священным безумием женской чистоты. Их разгоряченные после быстрого бега по лесу тела падали в холодные воды ручья, где под пальцами подруг раскрывались, как бутоны роз.
Случилось так, что Актеон, внук фиванского царя Кадма, увидел Артемиду охотящейся во владениях своего деда и, полюбив лунную Деву с первого взгляда, последовал за ней на север. Чтобы добраться на край света, человеку нужно в девять раз больше времени, чем богу, ибо он меряет землю, а не воздух. Но Актеон был храбр, а вид лунной своры, мчащейся ночью по темному беззвездному небу, преследовал его как наваждение. Молодой охотник потерял душу и теперь искал Артемиду в надежде вернуть самого себя. Он прокрался к Медвежьему источнику, где плескались нимфы, и притаился за кустами дрока. Все жрицы, менявшие облик на глазах, были необыкновенно хороши. Но Актеон видел только Охотницу. Ее бледное лицо с белой, как гиперборейская пурга, кожей, сияющие звезды глаз, узкие бедра бегуньи и маленькую лунно-белую грудь, не знавшую мужских рук. От восхищения юноша привстал, забыв об осторожности. Хрустнула ветка, и ветер-предатель тотчас донес до чутких собачьих ноздрей крепкий запах мужского пота. Запах врага.
Лица нимф разом вытянулись, на них появилось хищное выражение, а руки и ноги, опущенные в воду, задрожали, как лапы у борзых перед травлей. Многие угрожающе зарычали, другие открыли рот и оскалились. Актеон не успел и слова вымолвить в свое оправдание, а бледная от испуга Артемида поднять руки, чтоб остановить собак, как ее свора ринулась с места и клубком закрутилась вокруг охотника. Нимфы-гончие клацали зубами и разрывали когтями его тело на части. Не прошло и минуты, как на месте прекрасного юноши осталась только груда обглоданных костей. Довольные честно исполненным долгом нимфы сложили их к ногам хозяйки и, сыто урча, принялись облизываться. Секунду Артемида смотрела на съеденного любовника, потом глаза ее закатились, голова запрокинулась назад, на губах появилась пена, и Охотница рухнула навзничь, забившись в припадке.
Домой ее привели под вечер с затуманенным взглядом и белым как мел лицом. Лето и Афродита немедленно захлопотали над ней, готовя горячее вино и подкладывая под спину валики из скатанных шкур. Не успела Охотница обескровленными губами рассказать, что случилось, как ее постиг новый удар. Аполлон, мрачный как туча, расхаживал по пещере. Он знал о второй неприятности и не собирался скрывать ее от сестры. Гнев выведет Артемиду из истерики лучше ахов и охов заботливых клуш.
— Послушай, медведица, — бросил он, наклоняясь над сестрой. — Твою нимфу Каллисто обесчестил Зевс.
Артемида поперхнулась горячим вином.
— То есть как обесчестил? По какому праву?
— Право всегда одно, — хмыкнул Феб. — Право сильного. А как— уже другой вопрос. — Он отобрал у Урании глиняную чашку с вином, сел рядом на шкуру и начал рассказывать.
Одна из нимф отстала от охоты своей госпожи и решила искупаться в одиночестве. Сбросив сандалии, Каллисто вошла в воду. Тем временем Громовержец, жаждавший покарать негодяя Феба, летел над северным берегом Эвксина, ища убежище богов-изгнанников. Вместо этого он заметил купающуюся нимфу. Каллисто показалась ему достойной внимания. Сухая, тонконогая и узкобедрая — такая жрица-бегунья могла принадлежать только Артемиде, а невдалеке на земле Зевс заметил лук и широкий мужской пояс, отличавшие нимф-охотниц от всех остальных женщин на свете.
Каллисто белым лебедем плыла по воде. Пугать ее Зевс не желал. Шумно насиловать в камышах тоже. С этой легконогой ланью ему хотелось поиграть, не открывая, кто он. Громовержец разом позабыл о мести и раздумывал только о том, в каком облике выйти к девушке. Медведя, пса или рогатого оленя? Он вовремя вспомнил, что жрицы Артемиды не подпускают мужчин, зато пользуются нежностью своей госпожи. Зевс никогда не пробовал любить в облике женщины. Мысль притвориться Охотницей позабавила его.
Услышав звук хрустнувшей ветки, Каллисто встрепенулась и испуганно кинулась к берегу, где лежал ее лук. Но к ней навстречу из кустов вышла лунная Дева и, ободряюще улыбаясь, вновь поманила ее за собой в воду. Какое-то время они плыли рядом, как две розовые форели, слегка соприкасаясь боками. Потом «Артемида» остановилась на глубине. Заставив Каллисто оставаться на одном месте, слабо шевеля ногами, богиня поднырнула под нее.
— Смотри в небо и не смей опускать голову, — приказала она. — А то застрелю. — Этой угрозы было достаточно. Суровая Охотница всегда выполняла свои обещания. Провинившуюся жрицу она могла, как собаку, посадить на цепь возле своей пещеры.
Со дна чаши Зевс увидел нимфу на фоне яркого солнечного пятна. Хорошо, что бессмертные могут дышать в любой стихии, а то бы «отец богов» давно захлебнулся. Но Громовержец умел путешествовать даже сквозь камень, а однажды овладел царицей саламандр прямо в огне. Сейчас он ласкал явно по-женски. Слишком медленно. Слишком нежно. Щедрая натура Громовержца распирала хрупкую оболочку чужой внешности, и Зевс сам чувствовал, что фальшивый облик вот-вот лопнет на нем, как ветхая одежда, и он явится нимфе во всей красе.
Зевс выпустил жало и мгновенно стал самим собой. Каллисто вскрикнула от боли и неожиданности, когда в нее сильным толчком вошло что-то горячее и требовательное, а перед грудью из воды вынырнула курчавая мужская голова. Нимфа не сразу поняла, что случилось, и только увидев в воде тонкую струйку крови, задохнулась от возмущения. Но Зевс быстро укротил ее попытки сопротивляться. Кто смеет спорить с желаниями «отца богов»? Он был весел и доволен собой, как кот, слизнувший сливки под носом у молочницы. Другая была бы счастлива! Но перепуганная Каллисто поплыла к берегу, неуклюже выбралась на камни и, жалобно всхлипывая, заползла в кусты.